Леди не движется

Проспав до полудня, я позавтракала — ага, на кухне, только кухня там была больше, чем моя федеральная квартира, — и пошла в кабинет. Август сказал, что недельная командировка еще не кончилась, и конечно, он готов выплатить мне гонорар и поблагодарить, но может предложить еще одну халтурку. Ну так, взял по ходу, ничего рискового, но надо очень изящно отработать… Я сказала — подумаю. Денег лишних не бывает, у меня через два месяца отпуск, будет на что отдохнуть. Не иначе, как для облегчения моих раздумий Август предложил осмотреть его коллекцию машинок. Я с честью выдержала этот экзамен и получила чрезвычайно лестное предложение постоянной работы.

Я набрала побольше воздуха в грудь, стиснула волю в кулак и ровным тоном, без единой жалобной нотки произнесла:

— Очень жаль, но я вынуждена отказаться.

Август удивился. Я поняла, что надо как-то объяснить, а черт возьми, я и отказывалась только потому, что не хотела ничего объяснять…

— Есть объективные причины… словом, я не могу принять ваше предложение. У меня остался только один шанс добиться чего-либо на федеральной службе — это работа в полиции. Я попросту не могу позволить себе упустить его.

Он смотрел на меня уже как на идиотку. Ну да, его можно понять: он-то знал истинную цену меховым тапочкам на кармане моей форменной куртки. И человек с таким образованием расценивает работу в провинциальной полиции как единственный шанс?!

— Вы уверены, что причины объективные? — уточнил он.

Черт. Как сложно с гениями. Меньше всего я готовилась отвечать именно на этот вопрос.

— Я уверена в том, что ничего не хочу объяснять. Факт есть факт.

— Пойдемте в дом, — сказал Август. — Лучше говорить там. Мне кажется, вы неверно меня поняли.

— Мистер Маккинби, при всем уважении — я не хочу никаких разговоров.

Он несколько секунд просто смотрел. Потом сказал:

— Пойдемте.

Повернулся и пошел, не обращая внимания на меня. И я поплелась за ним. Он пришел в кабинет, показал на свободное кресло, дождался, пока я усядусь, и… запер дверь. Я опешила. А он сел напротив, положил ногу на ногу, обхватил колено сплетенными пальцами.

— Пожалуй, самое время поговорить начистоту, — объявил он. — Мне нужен ассистент. У меня очень высокие требования и сложный характер. Поладить со мной трудно. Я четыре раза пробовал взять помощника. Я проводил собеседование с сотней кандидатур, уставал кошмарно, брал человека на испытание — и никто не выдержал дольше месяца. А если бы я не ждал, пока человек уйдет сам, то никто не задержался бы у меня дольше трех часов. До вас единственным человеком, с которым я мог работать, не раздражаясь ежесекундно на глупость, беспечность, необразованность, ограниченность подчиненного, был Майкл Ежин. Он такой, что я воспринимаю его… ну, как мебель. И это хорошо, потому что я мизантроп и социопат. Я побаивался работать с вами. Мы давно знакомы, причем в те времена я играл заметно подчиненную роль — тон задавали вы, а теперь я работодатель и хочу совершенно иной структуры отношений. Однако вы сделали вид, что вообще не узнаете меня. Мне импонирует ваша деликатность. И ваша готовность держать дистанцию мне тоже по душе. Вы без моих объяснений поняли свою роль. Я рад, потому что для большинства соискателей, особенно из числа прежних знакомых, эта роль кажется оскорбительной. Все хотят, чтобы уважали их человеческое достоинство. Я устал от людей, которые под уважением понимают потакание их капризам и исполнение их отнюдь не рабочих желаний. Мне легко только с людьми, которые живут в схеме «плати — сделаю». Ничего больше мне от сотрудника не нужно. Вы больны работой точно так же, как и я, — это превосходно. Ваше образование мне известно. Квалификация в рамках этого образования — тоже. Это даже больше, чем мне требуется для сегодняшнего уровня работы. Ничего страшного, у меня есть запас роста — и хорошо, если у моего ассистента он тоже будет. Я достаточно прозрачно изложил свою позицию?

Черт, все хуже, чем я думала. А главное, у меня действительно только два выхода — закатить глупую истерику или рубить правду-матку. В обоих случаях я буду выглядеть жалко.

— Зачем вы заперли дверь?

— Чтобы затруднить вам бегство, разумеется. Я подозреваю, что ваши «объективные» причины — исключительно психологического свойства, и объективности в них не больше, чем в моей мизантропии. Фобия. Вот чтобы исключить исход, обусловленный фобией, а не рассудком, я и запер дверь.

— Но оставили открытым окно.

— Мне известно, что вы хорошо прыгаете с высоты и не видите разницы между окном, если оно ниже десяти метров над землей, и дверью. Но попробуйте рассчитать траекторию своего броска и прикиньте, насколько замедленной реакцией я должен обладать, чтобы не успеть вас перехватить. Зная, заметьте, что вы можете прыгнуть в любой момент.

Я не выдержала и рассмеялась. Он позволил себе слабую улыбку.