Леди Полночь

Голос Малкольма, непрошеный и неотвратимый, раздался у Эммы в ушах. Она изо всех сил пыталась забыть это, пыталась забыть его слова. Он лгал – он ведь погряз во лжи. И это тоже должно было оказаться ложью.

И все же. Она отбрасывала от себя дурные мысли, но понимала, что нужно рассказать обо всем Джулиану. У него было право знать.

– Нужно поговорить, – сказала она.

Она почувствовала, как его сердце пропустило удар.

– Не говори так. Я знаю, это не к добру. – Он крепче прижал ее к себе. – Не бойся, Эмма, – прошептал он. – Не отказывайся от нас только потому, что ты боишься.

– Я действительно боюсь. Но не за себя, а за тебя. Джулиан, ты столько всего сделал, ты столько всего скрывал, чтобы сохранить семью… И сейчас ничего не изменилось. Если я причиню боль любому из вас…

Он поцеловал ее, прервав поток ее слов. Несмотря ни на что, она ощутила этот поцелуй всем телом.

– Когда-то я читал книги Закона, – сказал он. – Разделы о парабатаях. Я читал их миллион раз. Ни разу еще не случалось такого, чтобы два парабатая полюбили друг друга и их простили, когда об этом стало известно. Там только жуткие истории. И я не могу отказаться от семьи. Ты была права. Это убьет меня. – Его глаза стали очень синими. – Но во всех жутких историях рассказывается о тех, кого поймали, а нас не поймают, если мы будем осторожны.

Похоже, ночью Джулиан обдумывал возможные варианты и пришел к выводу, что ответственность, лежащая на нем, все же не сковывает его по рукам и ногам. Джулиан обычно не любил нарушать правила, поэтому, хоть Эмма и хотела того же, чего хотел он, от его решительного настроя ей было не по себе.

– Нужно установить правила, – сказал Джулиан. – Строгие. Нужно определить, когда мы можем видеться друг с другом. Нужно быть осторожными. Гораздо более осторожными, чем раньше. Больше никакого пляжа, никакой студии. Каждый раз мы должны быть на сто процентов уверены, что находимся в таком месте, где нас никто не может застать.

Эмма кивнула.

– Говорить об этом нам тоже нельзя, – добавила она. – По крайней мере, в Институте, где нас могут услышать.

Джулиан тоже кивнул. Его зрачки немного расширились, глаза стали цвета приближающегося шторма.

– Ты права, – сказал он. – Здесь говорить нельзя. Я приготовлю детям обед, чтобы они меня не искали, а потом встретимся на пляже, ладно? Ты знаешь где.

«Там, где я вытащил тебя из воды. Там, где все началось».

– Ладно, – немного помедлив, согласилась Эмма. – Иди первым, я догоню. Но мне все равно нужно тебе кое-что сказать.

– Если это не то, что ты всего этого не хочешь…

Она встала на цыпочки и поцеловала его. Это был медленный, долгий, пьянящий поцелуй, после которого Джулиан застонал.

Когда Эмма отстранилась, он смотрел на нее во все глаза.

– Как люди справляются с этими чувствами? – Казалось, он искренне поражен. – Как у них получается выпускать друг друга из объятий, когда они, ну, влюблены?

Эмма сглотнула. Ей хотелось закричать. Влюблены. Он никогда не говорил этого раньше.

«Я люблю тебя, Джулиан Блэкторн», – подумала она, смотря на него. Он стоял у нее в комнате, как и миллион раз до этого момента, но теперь все было совершенно иначе. Как что-то может быть столь знакомым и надежным и в то же время столь пугающим, столь всеобъемлющим и столь новым?

Позади него она видела легкие карандашные пометки на дверном косяке – когда-то они каждый год отмечали свой рост. Когда Джулиан стал выше Эммы, они перестали соревноваться, и теперь самая высокая засечка была гораздо ниже его головы.

– Увидимся на пляже, – прошептала Эмма.

Он помедлил, затем кивнул и вышел из комнаты. Пока Эмма смотрела ему вслед, в груди у нее появилось дурное предчувствие – как он отнесется к тому, что сказал ей Малкольм? Даже если он решит, что все это ложь, как планировать жизнь, в которой придется все время прятаться и скрываться, притворяясь, будто в этом и есть счастье? Эмма никогда прежде не понимала, в чем смысл вечеринок в честь помолвки и подобных вещей (хотя была искренне раза за Изабель и Саймона), но теперь к ней пришло осознание: когда ты влюблен, тебе хочется рассказать об этом всем вокруг, а этого сделать они как раз и не могли.

Что ж, по крайней мере, она могла заверить его в своей любви. Могла пообещать, что всегда будет любить его. Что никто и никогда не займет его место.

Ее мысли прервало громкое жужжание. Телефон. Она подошла к столу, подняла его и провела пальцем по экрану.

На нем появилось текстовое сообщение, набранное жирными красными буквами:

БЕДА

ПОЖАЛУЙСТА, ПРИЕЗЖАЙ

ПРОШУ

КИТ ГРАЧ

– Кристина?

Кристина медленно повернулась. Спина и ноги болели – она заснула в кресле возле кровати. Она могла бы, пожалуй, лечь на полу, но так ей гораздо сложнее бы было присматривать за Диего.