Леди-послушница

Через открытое окно в часовне он увидел, как Джоселин пересек мокрый двор и побежал в сторону конюшен. Настала пора действовать. На влияние аббата Артур мало рассчитывал, особенно после того, что Юстас сделал со столь уважаемой женщиной, как Бенедикта. А вот что сможет поделать его высочество, когда явится тот, кто не боится даже черта и которому помогают сами небеса? Ибо Артур был убежден, что небо на его стороне. Да и тревога за Милдрэд вынуждала торопиться. Поэтому, едва заперев дверь часовни, он сразу же схватил и раскрутил свой крюк, пытаясь зацепить за массивный парапет крошечного балкончика.

Ловкость не подвела юношу. Но когда он справился с первой задачей, перед ним встала вторая: как бы удержать в руках веревку, выпрыгнув в окно и повиснув над двором. Но Артур верил в свою удачу и потому отважно шагнул в пустоту, обвив концом веревки запястье.

Она так и захлестнула руку — он раскачивался над землей, ударяясь о мощную кладку строения, но в конце концов сумел перехватить веревку и подтянуться, а заодно нащупать ногами стену и упереться. Показалось ему или нет, но гроза начала стихать: раскат грома прозвучал где-то в стороне, да и вспышка молнии была уже не столь ослепительна. Но это спасло Артура от опасности быть замеченным кем-то из замка.

Наконец он ухватился за перила, стал подтягиваться на руках и вдруг замер — прямо перед собой, за стеклами двери, он увидел темный мужской силуэт. Похоже, тот стоял лицом к балкону: Артур различил лиловый оттенок его длинного камзола, черное оплечье с откинутым капюшоном, ниспадающие вдоль лица волосы. А вот само лицо мелкие стекла искажали, и Артуру показалось, что на него глядят несколько глаз, несколько носов, раздвоенные губы. Говорили, что Юстас рябой, но сейчас его облик, измельченный и рассеченный изображением, по-настоящему напугал Артура. А еще ему стало очень не по себе при мысли, что Юстас видит его. Однако в помещении за спиной принца горел яркий свет от множества свечей и, отражаясь на гранях мелких стеклышек, не позволял Юстасу разглядеть что-то во мраке перед собой.

— Гроза пошла на убыль, — донесся до Артура низкий голос принца. Потом тот повернулся к застекленной дверце спиной. — Миледи, я достаточно долго ждал. Вы женщина или сосуд со слезами? Ранее вы были более смелой, чем и очаровали меня.

— Тогда я назову свою смелость безрассудством, — раздался приглушенный прерывистый голос Милдрэд.

Артур осторожно вскарабкался на балкон, прильнул к простенку между окном и перилами, замер.

Те двое в комнате разговаривали, и он осмелился заглянуть внутрь. Глубокая ниша каменной кладки, в которой утопала застекленная дверь, почти полностью скрывала его. Зато теперь в дальней части покоя он различил силуэт Милдрэд — огненно-алое с золотым блеском платье, длинные светлые волосы, блик личика над тонкой шеей и открытые плечи. Похоже, она стояла прижавшись спиной к стене, и Юстас приближался к ней, загораживая своим темным силуэтом.

— Вы должны смириться, гордая саксонка. Так же как смирялись ваши соотечественницы, когда норманны завоевывали их. Так было всегда. Теперь же я решил сделать вас своим трофеем. Вы в моих руках, никто и ничто, даже ваши слезы, не остановят меня, ибо я решил сделать вас своей.

— Своей шлюхой? Своей невольницей? Своей обесчещенной содержанкой? — резко отзывалась Милдрэд. — Но что скажут на это ваши саксонские солдаты, которых вы увлекли за собой обещаниями почитать их племя и защищать права? Что они скажут, когда вы обесчестите женщину, в жилах которой течет прославленная кровь их прежних королей?

— Ваш довод разумен, — отозвался Юстас после некоторого молчания. — Однако за меня стоит столь влиятельный в среде саксонцев Хорса, к слову которого они прислушиваются. И уж он сумеет объяснить им важность союза их принца и саксонской леди. К тому же я совсем не собираюсь делать вас своей шлюхой. Я готов почитать вас.

— Почитать, как сегодня, когда вы пытались изнасиловать меня?

— Это были даже не попытки, — хохотнул принц. — Если бы я решил изнасиловать вас, то не упрашивал бы столь долго, желая восстановить наши прежние добрые отношения. Вспомните, прекрасная Милдрэд, что вы сами выбрали меня в зале Фрамлингема, смеялись, когда угощали меня устрицами у побережья Хариджа, играли со мной в шахматы и катались верхом на острове Уайт. Вы снизошли ко мне, когда решились убежать со мной с острова, даже несмотря на мое изуродованное лицо. Вы сами дали мне надежду на взаимность!

— Я была глупа и доверчива! А вы казались несчастным и одиноким.

— Но я и сейчас несчастен и одинок. Вы же можете внести в мою жизнь радость.

— И это в обмен на бесчестье и насилие?