И если защита демонстрировала энергичность и эмоциональность, то Анна заработала репутацию снежной королевы.
Каждый раз, появляясь в суде, она выглядела безупречно (сокамерницы, в восторге от знаменитости в своих рядах, делали ей прически). На шее висел золотой крест, глаза были пусты и бесстрастны. В тюрьме она с удивлением читала газетные статьи, авторы которых пытались разрешить «флегматическую загадку» ее личности. Она спокойно, последовательно и неустанно отрицала вину. «Они никогда не добьются от меня признания, ведь я не могу признаться в том, чего не совершала, – говорила она журналисту. – Но, судя по всему, сейчас на меня свалят смерти всех граждан этой страны старше шестидесяти лет».
Ее спокойствие может объясняться иллюзиями, поскольку для Анны Хан дело принимало скверный оборот. Мышьяк нашли не только в теле Вагнера, но и в телах Палмера, Гзельмана и Обендёрфера. 22 октября судья объявил, что теперь сторона обвинения может использовать в качестве доказательств и эти другие отравления. Против нее давали показания всё новые и новые свидетели. Женщина, которая помнила, как Анна спрашивала, не «живут ли здесь пожилые мужчины». Соседи, заявлявшие о ее необычайно спокойном отношении к смерти. Банковские служащие с документами, свидетельствовавшими о подозрительном финансовом поведении (странные чеки и все в этом духе). Графологи установили: завещание Вагнера написала сама Анна. Токсиколог изучил любимую летнюю сумочку Анны и обнаружил на подкладке обильные следы мышьяка. Врачи продемонстрировали шокированным присяжным банки с законсервированными мозгами, печенью и почками убитых.
Главным свидетелем обвинения стал Георг Хайс, которого кормили отравленным шпинатом и вынудили влезть в долги перед своей компанией.
Он приобрел славу «выжившего свидетеля», и показания изобиловали леденящими душу и обличительными подробностями. Пожалуй, сложно было найти более инкриминирующие доказательства, чем худой как скелет Георг Хайс, прикованный к инвалидной коляске. Он трясущимися руками указывал на Анну и говорил присяжным, что эта женщина пыталась хладнокровно его убить.
Наконец для дачи показаний перед судом предстали Оскар и Анна. Мальчика подготовили к вопросам, он осторожно отвечал: да, приносил Обендёрферу воду; нет, не осознавал, что старик умирает. Мальчик сболтнул лишнее лишь однажды, признавшись, что сначала мать просила его солгать и заявить, будто с Обендёрфером они познакомились в поезде. Анна была еще спокойнее сына. Сторона обвинения изо всех сил пыталась выбить признание, но та все отрицала. Если у нее и была совесть, она скрывалась где-то глубоко внутри, недосягаемая для раскаяния, словесного давления и надвигающейся угрозы обвинительного приговора.
Заключительные слова Ауткальта тоже произвели фурор. «Анна Хан – единственный человек на белом свете, способный на такие убийства! – взывал он к присяжным. – Вот она сидит с лицом Мадонны и нежным голосом, но за этим фасадом скрываются безжалостные, страшные амбиции, каких этот штат никогда не знал!» Реакция Худина была невнятной: да, Анна не была идеальной, но кто из нас идеален? Затем он заявил, что сторона обвинения не могла с точностью доказать, как именно мышьяк попал в тело Вагнера. Этот аргумент никого не убедил. Единственной по-настоящему гениальной идеей, посетившей Худина, было напомнить присяжным: Анна – мать. Пока зал рыдал, Худин призывал ее пощадить, чтобы она могла вернуться к сыну. Даже Анна выжала из себя пару слезинок.
Однако оказалось слишком поздно ее очеловечивать. Ауткальт снова поднялся на ноги, чтобы завершить речь. Он назвал Анну хитрой, алчной и бессердечной. А затем поставил жирную точку. «В углах этого зала стоят четверо мертвецов! – вскричал он, указывая в каждый угол и называя имена. – Якоб Вагнер! Георг Гзельман! Георг Обендёрфер! Альберт Палмер!»
Присяжные затаили дыхание. Громовым голосом Ауткальт продолжал: «Из четырех углов этого зала к ней тянутся костлявые пальцы, и мертвецы обращаются к вам: “Эта женщина меня отравила! Эта женщина превратила последние минуты моей жизни в муку! Эта женщина мучила меня пытками дьявола!”»
Блестящий жест – вернуть мертвецов к жизни, создав резкий контраст с обвиняемой. Бледная, она неподвижно сидела на своем месте и казалась вырезанной из воска.
Ошеломленные присяжные вынесли самый суровый вердикт: обвиняемая виновна и лишена возможности подать ходатайство на помилование. По закону это означало обязательную смертную казнь.
Когда решение суда зачитали вслух, у многих присяжных в глазах стояли слезы. У Анны слез не было.
Настоящая Анна