Мулай обладала железной деловой хваткой и к двадцати годам уже управляла популярным борделем в Фесе. Здесь она занимала французских офицеров и важных городских чиновников «весельем, роскошью, юными танцовщицами, прекрасными берберскими женщинами с упругой кожей, непостижимыми шлю[21], покорными дочерями Юга». (Это описание составлено французским журналистом и, пожалуй, позволяет понять, как офицеры взаимодействовали с танцовщицами Мулай: выбирали самых приглянувшихся из обезличенного и лишенного человеческого достоинства ассортимента.)
Хотя ее личная жизнь по большей части остается загадкой, нам известно, что однажды она была влюблена.
Пять лет она прожила с французским полковником и в какой-то момент родила ему дочь, которую, впрочем, отправила к сестре в Алжир. В целом ее жизнь складывалась неплохо. Она была богата и пользовалась уважением. И это лишь начало.
30 марта 1912 года марокканский султан Абд эль-Хафид в тайне от жителей Феса подписал Фесский договор. Согласно этому документу, над Марокко устанавливался французский протекторат, и марокканские националисты были возмущены подобным предательством. Пару недель они молча варились в своем негодовании, и, по воспоминаниям очевидцев, воздух в эти дни был «тяжелым от нависшей угрозы». 17 апреля марокканские войска восстали против французских командиров, а затем «высыпали на улицы Феса, готовые расправиться со всеми европейцами, что встретятся им на пути».
Это была настоящая кровавая бойня. Когда бунтовщики заполонили улицы, Мулай отвернулась от соотечественников и спрятала у себя в борделе тридцать французских офицеров. Когда протестующие принялись колотить в ее дверь, намереваясь обыскать здание, Мулай встретила их с пистолетом. За попытку сопротивления она получила пулю в руку, но в отместку застрелила одного из бунтовщиков. В тот день, пока французские офицеры дрожали от страха в задних комнатах борделя, на улицах было убито более семисот человек – в основном марокканцев.
А за океаном американская пресса с театральным пафосом рассказывала более живописную версию истории. В газетах Штатов утверждалось, будто Мулай замаскировала офицеров под проституток: сбрила им усы, покрасила кожу в цвет потемнее, нанесла макияж, надела на них парики, тюрбаны и шелковые халаты и сунула в руки веера, за которыми они могли спрятать свои мужественные лица. Затем рассадила их в соблазнительных позах, а на первый план выставила настоящих работниц.
И вот что якобы произошло дальше. Когда разъяренные бунтовщики выломали дверь, то невольно отвлеклись на заманчивую картину, а потом, к своему удивлению, обнаружили Мулай, которая целилась в них из пистолета и угрожала расправой. Она потребовала, чтобы они оставили ее в покое, а затем, уже мягче, предложила вернуться и вдоволь позабавиться с ее девочками в другой день, когда все более или менее успокоится. Большинство согласились, но один с подозрением рассматривал раскрашенное лицо французского офицера, так что Мулай выстрелила марокканцу прямо в сердце.
Вне зависимости от того, приходилось ли французам и в самом деле наряжаться в женщин, они были бесконечно благодарны Мулай за оказанную услугу. «Ей платят много денег, ее любят, ей восхищаются!» – кричали газеты. Офицеры наградили ее одиннадцатью тысячами франков, и пошла молва, будто ее нужно удостоить ордена Почетного легиона[22]. Сама Мулай жутко гордилась своим поступком и впоследствии рассказывала, что спасла не тридцать, а целых шестьдесят офицеров.
Столь уважаемая страна, как Франция, не могла себе позволить вручить высшую награду проститутке, управлявшей кабаре, и в конечном счете ее оставили без внимания.
Такое неприятие «разбило ей сердце», сообщала газета «Сан-Антонио Лайт», «поскольку давало приличным женщинам право относиться к ней с пренебрежением». В этом была вся Мулай: она хотела, чтобы ее боготворили, но выбирала людей, которые не хотели или не могли публично дарить ей свою любовь.
И даже несмотря на то что ее грубо поставили на место, страстная преданность иностранной армии ничуть не угасла – в 1925 году она снова спасала жизни французов. Высокопоставленный марокканский чиновник планировал уничтожить гарнизон французских солдат, организовав религиозное восстание во время ежегодного фестиваля. О заговоре стало известно Мулай. Она направилась прямо к французскому генералу, чтобы предупредить, а тот, в свою очередь, сумел подавить восстание. В численном отношении она оказала французам еще большую услугу, чем во время беспорядков в Фесе в 1912 году. Позднее, впав в немилость, она частенько напоминала окружающим, что спасла жизни «тысячи французов».