Леди в белых халатах

– Так ты радоваться, а не плакать должна, – проговорила Ритка сквозь смех. – Твоя цепная собачонка, твоя игрушка будет теперь всегда с тобой. Замуж не выйдет, тебя не покинет. Ты же, мамуль, всегда так боялась, что у меня появится кто-то кроме тебя. Да, придётся убирать за мной дерьмо, но ведь чем-то надо жертвовать, правда?

Мать будто кто в задницу укусил. Она соскочила с кровати и бросилась прочь из палаты. А Ритка продолжала хохотать, пока страшный смех, не перешёл в громкие рыдания. Соседки молчали, не зная что предпринять, вызвать врача или продолжить заниматься своими делами.

Слёзы отчаяния и беспомощности катились по щекам, затекая в уши. А Ритка, даже не имела возможности повернуться на бок, или уткнуться носом в подушку. Теперь она могла лежать только на спине, с раздвинутыми в позе лягушки ногами.

– Ну, где же ты, Вадим? – мысленно кричала Ритка, гипнотизируя взглядом, пожелтевшую от старости дверь. – Мне так нужна твоя поддержка! Приходи поскорее, дай поверить в то, что всё обойдётся, что я вновь встану на ноги. Разубеди меня, скажи, что я заблуждаюсь, накручиваю. Приведи тысячу примеров. Ты же такой умный!

Волны подступившего сна подхватили Ритку и понесли. Сначала мелькали какие-то неясные образы, геометрические фигуры, овощи на тарелке, разноцветные рулоны обоев, сваленные в кучу. Позже, немилосердное подсознание вновь вернуло её в тот ужасный день, когда она получила травму.

Приём окончился, очередная старуха с жалобами на давление была отправлена с рецептом восвояси, а Морозовой Маргарите Ивановне – терапевту городской поликлиники предстоял рейд по квартирам своего участка.

Набросив плащ и перекинув сумочку через плечо, попрощавшись с угрюмой Машей, вновь явившейся в дурном расположении духа, Ритка вышла в коридор.

– Марго! – услышала она за спиной голос Вадима. Его ладони легли на плечи, небритый колючий подбородок потёрся о полоску оголенной кожи на шее, тёплые мягкие губы слегка коснулись мочки уха.

–Хорошо – то как! И не хочется никуда идти!– подумала доктор Морозова, поворачиваясь к Вадиму лицом.

Невролог улыбался себе в бороду, в глазах плескались озорные дельфины, призывая к безумству.

– У меня есть лишние десять минут, – заговорщицки прошептал Вадим Сергеевич.

– А у меня нет ни минуты, – вздохнула Рита с сожалением, поправляя на мужчине воротник халата.

В тот самый момент, Ритке стало страшно. Ей внезапно показалось, что вот так, просто и весело они болтают с Вадимом в последний раз. Стены поликлиники, выкрашенные в противный цвет гороховой каши,

разговоры в полголоса, перестук дождевых капель, царапанье кленовых ветвей по оконному стеклу,

прямоугольные, будто гробы, лампочки под потолком, льющие холодный свет, темнеющие кучки пациентов, собравшиеся у дверей кабинетов, всё это показалось неживым, плоским, словно декорации на сцене школьного театра.

Иррациональный страх чего-то ещё не случившегося, но уже неизбежного, растёкся по венам, сковал мышцы гадким могильным холодом.

– Вот ходишь по домам, – раздался в голове надрывный голос матери. – А ведь в любой из квартир, может скрываться маньяк! Ты совсем не щадишь мои чувства!

– Заткнись! – мысленно рявкнула Ритка, злясь на голос матери. – Сколько можно каркать?

Ещё немного поболтав ни о чём с неврологом, Ритка вышла под косые струи холодного сентябрьского дождя.

Улица утопала в серости. Небо надутое, словно пузо страдающего метеоризмом бегемота, нависало над городом, отражаясь в бесформенных лужах. Фары машин и яркие вывески магазинов рассеивали сгустившийся мрак. Ветер, словно грубый мужик, оголодавший по женской ласке, норовил залезть под плащ холодными пальцами, трепал волосы.

Доктор Морозова шла, обходя лужи, мечтая о кружке горячего чая и жёлтом свете настольной лампы в кабинете Вадима.

По первому адресу проживал старичок, у которого внезапно поднялась температура. Старушка, вызвавшая врача, пыталась напоить Ритку чаем с малиновым листом, но доктор отказалась. Не до чая ей, больные ждут! В доме напротив томилась в нетерпеливом ожидании женщина лет пятидесяти с внезапно поднявшимся давлением, и Ритке пришлось выслушать от этой дамы много разных эпитетов в свой адрес и в адрес отечественной медицины. Третий больной, который таковым вовсе, как оказалось, не являлся, заставил Ритку материться, мысленно, разумеется. Ведь для больных у представителей самой гуманной профессии, припасены только добрые слова и улыбки, а матерных слов они, люди в белых халатах, и вовсе не знают, и злиться не умеют, хоть бей их, хоть в лица харкай.

Огромный бритоголовый детина, в пузырящихся на коленях спортивных штанах и майке-алкоголичке, прямо с порога протянул Ритке баночку с мочой.

– Вы же один хрен в поликлинику идёте, вот и отдадите. Чё вам делать-то? -развязно проговорил он, отдавая свою мочу Ритке и захлопывая дверь.

Доктор Морозова какое-то время тупо глядела на красный дермантин, а потом, оставила банку у порога хозяина квартиры. Ещё с мочой она по вызовам не бегала!