Гермиона негромко застонала прямо в губы Малфою, и, обняв, он притянул ее к себе. Перевернул и уложил в центре кровати, склонившись над ней и не прерывая поцелуя, тоже казавшегося ему сладким. Они еще долго целовались. Целовались, пока у обоих не начали болеть губы и перестало хватать воздуха. Лишь тогда Люциус опустился ниже, продолжая целовать ей шею, а потом и ключицы.
— Люциус… на тебе, в отличие от меня, до сих пор слишком много одежды, — жарко зашептала Гермиона, принявшись торопливо стягивать с него рубашку.
Покончив с которой, тут же занялась брюками. Она быстро расстегнула их и, проникнув ладонями под пояс, приподняла обернутые вокруг Малфоя ноги и ступнями толкнула брюки вниз. Удивленный, он не знал, как реагировать: еще никогда у него не было женщины, участвующей в процессе обоюдного раздевания. Обычно его партнерши смирно ждали, когда он разденет их и разденется сам.
— Решила поспешить? — усмехнулся он, помогая ей и стряхивая штанины уже с лодыжек.
— Да, — расправившись с брюками, Гермиона обняла его ногами за талию и принялась водить ладошками по спине, иногда слегка впиваясь в нее ногтями. — Я слишком долго ждала этого…
«Черт! Все происходит так стремительно, но будь я проклят, если стану останавливать это», — мелькнуло у Малфоя, который вздрогнул, потому что женские ногти впились ему в плечи. Он потянулся к ее рукам и, подняв их у Гермионы над головой, стиснул тоненькие запястья.
— Как долго? Скажи мне, как давно тебе хотелось оказаться в моей постели? Скажи… — высокомерно прошипел он. Люциус страшно желал услышать это и услышать именно от нее. Убедиться, что не один он сходил с ума, желая этой близости.
— Не помню точно… но тогда я была еще очень молоденькая, — она чуть толкнулась бедрами ему навстречу. — Тогда ты еще был нашим врагом, и я впервые поняла, что можно не терпеть мужчину, почти ненавидеть его, но это ни капли не помешает его вожделеть.
— Правда? — уголок его рта дернулся, хотя эго просто возликовало от этого признания. — Только не опускай руки и не трогай меня, я и так еле сдерживаюсь.
Люциус чувствовал, как член дергается. Ужасно хотелось скорей проникнуть внутрь, но и прекращать эту сладкую муку он все равно не спешил. Однако руки с ее запястий Малфой убрал и немного отстранился.
— Ну же, Люциус! — потребовала она, извиваясь бедрами и стараясь прижаться к нему сильней, пытаясь заставить его войти в нее.
— Погоди… Я несколько месяцев ждал, когда же смогу заполучить это тело в безраздельное пользование, поэтому не буду спешить, — Малфой приложил ладонь к ее горлу, туда, где под пальцами бился пульс, и начал потихоньку опускаться ниже: к груди, полушария которой с самого начала гипнотизировали его. Нежная сливочная плоть восхитительно наполнила его руку, которая задела сосок, тут же сжавшийся от прикосновения.
— Люциус… мне нужно, чтобы ты кое-что пообещал мне, — прошептала Гермиона, когда пальцы Малфоя заскользили по напрягшемуся соску.
Очарованный представшим перед ним зрелищем, Люциус ничего не ответил, только кивнул, сообщая, что слышит ее. Ему почему-то казалось, что сейчас она попросит его о чем-нибудь, вроде использования какого-нибудь предохранения. Или попросит вообще не входить в нее, или велит никому не рассказывать о том, что происходит между ними. Но ошибся. Гермиона попросила его совсем о другом:
— Не обращайся со мной так, будто я сделана из стекла…
Эти слова настолько привлекли его внимание, что Люциус даже отвлекся от сладостного созерцания ее груди, чтобы встретиться глазами.
— То есть… я хотела сказать: не сдерживайся, опасаясь, что причинишь мне боль.
— Ты действительно хочешь этого? — дрожащим от волнения голосом спросил он, не веря своим ушам. Эта женщина не переставала изумлять его. Не будучи нежной фиалкой, она была партнершей, готовой к яростным проявлениям страсти. Готова была принять эту страсть, отдавая ему в ответ не меньшую.
— Я хочу, чтобы ты любил меня так, как тебе хочется… — прошептала Гермиона и выгнула спину, прижимаясь к нему еще крепче.
Зажав сосок между пальцами, он перекатывал до тех пор, пока тот не стал твердым. И тогда Люциус начал лакать его языком, дразня ее, заставляя выгибаться навстречу и умоляя о большем. Наконец, вняв этим мольбам, он с силой вобрал его в рот.