Малфой опустился перед ней на колени и прильнул к гладкой белой коже, потом медленно опустился по животу, подталкивая ее на кушетку. Он положил ее на самый край, заставляя откинуться на приподнятом конце той. Приподнял одну ногу, положил ее на кушетку и отвел в сторону вторую, так что Гермиона оказалась широко раскрыта для него, каждый дюйм ее сокровенной женской плоти, включая розовую сморщенную розетку ануса, находился теперь перед его глазами. Люциус начал мягко подразнивать нижнюю часть живота губами, обходя лишь крошечный кусочек любви на ее пухлом, выбритом лобке, а затем провел языком вдоль складки, соединяющей бедро и таз. Потом поцеловал гладкие, пухлые лепестки промежности, будто целовал ее губы, наслаждаясь нетерпеливой реакцией несдерживающейся Гермионы, которая невольно ерзала по кушетке, двигаясь навстречу его рту.
— Держи ноги раздвинутыми, — его низкий хриплый голос породил легкую вибрацию, когда он начал говорить, почти уткнувшись в клитор.
Люциус любил ласкать ее вот так: любил упиваться вкусом и ароматом этой плоти, казавшейся ему волшебно ароматной. Это было самое настоящее блаженство — вкушать ее чудесную плоть, пока Гермиона корчилась и едва не плакала, прижимаясь к нему сильнее и сильнее, умоляя о большем. Кончиком языка Люциус коснулся клитора, чуть поиграл с ним, быстро лаская его вверх и вниз, прежде чем нежно вобрать в рот. С губ Гермионы сорвался приглушенный стон, и она толкнулась бедрами вперед, поняв, что растворяется в этих необыкновенных ласках, а тело словно заплакало, истекая медом прямо ему на язык.
— О… боже, как же хорошо… — застонала она, прижавшись ко рту Малфоя, пока он продолжал и продолжал мучить ее языком. Потом отодвинулся и проник двумя пальцами, вставляя их во влагалище и принимаясь двигать ими, подушечкой большого продолжая тревожить клитор. И терпеливо ждать ее разрядки.
Гермионе казалось, что она попала на небеса. Ей всегда нравилось, когда Люциус утыкался головой между ее бедер, он был действительно великолепен в оральных ласках, и спорить с этим было нельзя. Закрыв глаза, она откинула голову назад, наслаждаясь ощущением, пока пальцы всё продолжали и продолжали подводить ее блаженству. Его свободная рука прижималась к бедру, Гермионы, еще больше подталкивая поднятую ногу к груди и сильнее открывая клитор. Она была слишком далеко, чтобы протестовать против этого непривычного положения, и слишком погружена в собственные ощущения, понимая, что он упорно подводит ее к оргазму.
Но глаза Гермионы широко распахнулись, когда она вдруг почувствовала, как теплый и влажный язык Малфоя вдруг легко скользнул между ее ягодицами. Издав смущенный звук, Гермиона протянула руку назад и сжала ею длинные белые локоны, касающиеся бедер.
— Боже, что ты сделал? — вздрогнула она, и щеки тут же вспыхнули ярко-красным, когда она уставилась на Люциуса. Тот хитро подмигнул ей и снова склонился вниз.
— Расслабься, доверься мне, — промурлыкал он, прежде чем вернуться к своей задаче. Гермиона находилась в откровенном шоке, ни в коем случае не будучи ханжой, никогда раньше еще никто не ласкал ее вот так. Ей всегда казалось, что такие ласки табуированы и даже грязны. Но… похоже, Люциус, совсем не возражал против них, хотя она и не думала, что он позволил бы себе их, если б только что они не вышли из душа. Она послушалась и попыталась расслабиться, ослабив хватку его волос и сосредоточившись на новых ощущениях, появившихся благодаря Люциусу. Они были странными, но не неприятными, похожими на те, что она почувствовала в своем кабинете, когда он ввел в нее палец. Гермиона закрыла глаза, понимая, что его пальцы сильнее прижимаются к клитору, в то время как его язык снова и снова наполняет ее какими-то странными болезненно-приятными ощущениями. И она невольно начала двигаться навстречу ему, мучительно нуждаясь в обещанной всем, что он делал, разрядке.
Люциус слегка улыбнулся на это. Он уже чувствовал, как дрожат стенки ее влагалища, и удвоил усилия. Хриплые стоны Гермионы начали заполнять комнату, а ее движения ускорились и стали какими-то беспорядочными, затем она вдруг напряглась и гортанно закричала, внутренние мышцы начали конвульсировать вокруг пальцев, и она отдалась на волю оргазма. Сильного и долгого. Откинувшись на сидение, Люциус наблюдал за ней, хотя пальцы все еще нежно поглаживали, когда она, наконец, тяжело упала на кушетку и задрожала от собственных толчков. Из вежливости Люциус быстро наложил на рот очищающее заклинание, полагая, что не стоит тянуться к ней губами без этого.
Он убрал пальцы из влагалища и увидел, как блестят они в свете камина. Гермиона посмотрела на него и увидела, как потирает их один о другой, а потом смазывает ими головку члена. А потом поднимается на колени и тянется к ней.
— Иди сюда, малышка, — прошептал он, стаскивая Гермиону на пол.
— Не могу поверить, что ты это сделал, Люциус. Ты самый настоящий извращенец, вот ты кто, — насмешливо заявила Гермиона, чьи глаза были полуприкрыты веками, а губы распухли от поцелуев.