Леди в озере

Кажется, в его сонных глазах мелькнуло удивление. Он все-таки обслужил ее, затем прошел в конец стойки, чтобы продолжить приготовления к вечернему наплыву посетителей. Мэдди начала пить вермут. Сначала она удивилась тому, что он сравним с подаваемыми в других барах, затем дошло, что удивляться глупо. Вермуты мало чем отличаются друг от друга. Вина различаются, виски тоже, но вермуты, похоже, бывают только сладкими или сухими. Этот был сладким.

В клуб вошла девушка в брюках и свободной блузке и с любопытством посмотрела сначала на Мэдди, потом на бармена.

– Расскажите о себе, – попросила его Мэдди.

– Нечего рассказывать.

– Всем есть что рассказать.

– Это вряд ли. Не всем. А что можете порассказать вы сами?

– Как уже говорила, я журналистка.

– Откуда?

– Из «Стар».

– Не читаю.

– Какую же предпочитаете?

– «Бикон».

– Почему?

– Потому что она самая толстая, а у меня попугай в клетке.

Мэдди продолжала пить свой вермут. Еще совсем недавно его враждебность и игра словами обескуражили бы ее. Она бы начала болтать, может быть, даже флиртовать. Теперь же его поведение просто убеждало в том, что она наконец-то явилась туда, где можно что-то узнать. Именно здесь Клео Шервуд видели в последний раз, именно отсюда она ушла с мужчиной, которого никто не знал. По словам вот этого малого.

– Я работаю над сюжетом о Клео Шервуд.

– Тут нет ничего интересного.

– Как вы можете так говорить? Молодая женщина умирает при загадочных обстоятельствах. Разумеется, это интересно.

– В любом случае тут у нас вы точно не найдете ничего интересного. Что бы ни произошло с Клео – это не имеет отношения к «Фламинго».

Девушка, которая вошла в клуб и посмотрела на Мэдди, вернулась в зал из подсобки, одетая в фирменный костюм заведения: сетчатые чулки и трико с отделкой из розовых перьев на линии выреза и у копчика. Как скучно, как уныло, подумала Мэдди. Неужели кто-то может находить этот костюм привлекательным? После Клео осталась на удивление элегантная и дорогая одежда. Кто-то подарил ей эти вещи, Мэдди была в этом уверена. Если найдет дарителя, уже будет что-то.

– Вы знали Клео? – Мэдди задала этот вопрос не бармену, а девушке, но она, как и следовало ожидать, тут же посмотрела на него, ожидая указаний. Тот ничего не сказал, только посмотрел на нее тоже.

– Как я могла ее знать? – ответила она, ставя бокалы на поднос. – Я заняла ее место. Когда в клубе работала она, меня тут не было.

Бармен мог многое сказать взглядом, этого у него было не отнять.

– Понятно. – Мэдди снова обратилась к бармену: – Но ее знали вы. Вы работали с ней. Описали мужчину, с которым она ушла в новогоднюю ночь. Описали и его, и то, что было на ней.

– Точно.

– Расскажите.

– Это отражено в полицейском отчете, который вы, думаю, читали. Полагаете, скажу что-то другое? Ну, так вот – ничего другого не скажу.

Мэдди открыла свой узкий блокнот и пробежала глазами. Клео не представила мне того мужчину, который зашел за ней около четырех часов утра. Она переоделась в зеленую блузку, леопардовые брюки и красное полупальто. На ногах у нее были туфли на высоком каблуке, а в руках большая зеленая дамская сумка. Мужчина был высоким, очень темным негром в черной кожаной куртке и водолазке, на вид ему было тридцать с чем-то, и у него были короткие волосы. «Очень стройный и очень темнокожий». В полицейском отчете этот факт был упомянут дважды. Интересно, кто нашел его важным – полиция или сам бармен? Мне показалось, что она была недовольна тем, что он зашел в клуб. Она сказала: «Я же сказала, чтобы ты подождал снаружи». – Возможно, не хотела, чтобы ее видели с ним, но мне неизвестно почему. Я его не знал. Никогда не видел его ни до того, ни потом.

– Расскажите мне о ней. О самой Клео. Какой она была?

Что-то в выражении его лица смягчилось. Тот, кто сказал бы, что он не красавец, пожалуй, польстил бы ему, подумала Мэдди. Скверная кожа, явные признаки облысения, нос картошкой. Но он, как это часто бывает с барменами, располагал к откровенности, причем не только посетителей. Очень вероятно, что Клео изливала ему душу. Скорее всего, он знал о ней больше, чем ее мать.

– Она была милой, – сказал он. – И умной. Обаятельной, задорной. Она заслуживала лучшей жизни. Как и большинство из нас.

– А тот мужчина, с которым она встретилась той ночью…

– Я его не знал. Больше мне нечего сказать.