— Тетя Джанет, я мужчина и веду жизнь мужчины. Но заверяю тебя, всегда меня любившую и учившую быть честным, что на всем свете не найдется женщины, которой пришлось бы проливать слезы из-за моей лжи. А будь такая, что во сне или наяву плачет из-за меня, то причина тут, несомненно, не мои поступки, а что-то помимо меня. Может быть, ее сердце терзается из-за того, что я должен терпеть страдания, как и все мужчины в какой-то мере; но плачет она не из-за совершенного мною.
Тетушка испускала радостные вздохи при каждом моем уверении в невиновности; она взглянула на меня сквозь слезы, застилавшие ей глаза: тетушка была очень растрогана. Нежно поцеловав мой лоб и благословив меня, она удалилась. Она была ласкова и нежна со мной так, что я и выразить это не смог бы; я сожалел только об одном — что не в силах привести к ней жену мою, чтобы и моя жена разделила со мной эту великую любовь. Но это тоже сбудется, даст Бог!
Утром я отправил послание Руку в Отранто и установленным шифром сообщил, что ему надлежит привести яхту к замку Виссарион с наступлением ночи.
Я провел день меж горцев, тренировал их, осматривал их оружие. Я просто не мог оставаться на одном месте. Только благодаря работе я способен был обрести какое-то успокоение, только переутомившись, я бы смог заснуть. К сожалению, сил во мне с избытком, поэтому, когда я вернулся затемно домой, я не чувствовал усталости. Впрочем, я получил каблограмму от Рука, сообщавшего, что яхта прибудет в полночь.
Собирать горцев не было необходимости, потому что люди из замка вполне могли подготовить все, что требовалось для встречи прибывающей яхты.
Яхта прибыла. В половине двенадцатого дозорный просигналил, сообщая, что моторное судно без огней медленно приближается к ручью. Я побежал к флагштоку и наблюдал, как яхта прокралась в ручей, будто призрак. Выкрашенная голубовато-серой, почти стальной краской, она была почти невидима. Ход у нее отличный. Работа моторов почти не нарушала полной ночной тишины, но двигалась яхта стремительно и спустя несколько минут была вблизи бона. Я едва успел сбежать вниз и дать приказ убрать боновое заграждение, как яхта проскользнула за него и неподвижно встала у причала. Вел яхту сам Рук, и, по его словам, не было еще на свете судна, чтобы так слушалось руля. Яхта — красавица, и насколько я мог видеть в ночной тьме, до последней мелочи — само совершенство. Я решил, что непременно осмотрю ее при свете дня — не пожалею нескольких часов. Команда мне тоже понравилась.
Как бы то ни было, сон ко мне не идет; я потерял надежду заснуть. Работа же не будет ждать, я должен быть готов ко всему, что ни случится, поэтому мне надо постараться заснуть, по крайне мере отдохнуть.
Дневник Руперта. Продолжение
Я поднялся с первыми лучами солнца, и к тому времени, как принял ванну и оделся, уже сияло утро. Я спустился на пристань и потратил утренние часы на осмотр судна, которое полностью соответствовало высокой оценке Рука. Яхта выстроена на славу, и нет сомнений, что она в высшей степени быстроходна. О ее броне я могу судить лишь по техническим описаниям, но вооружена она действительно отменно. На ней не только новейшие средства для ведения наступательных боевых действий — торпедные аппараты самого последнего образца, — но и давно опробованные ракетные установки, столь необходимые в определенных обстоятельствах. Она оснащена электропушками, новейшими водяными орудиями Массийона и электропневматическими мортирами для пироксилиновых снарядов Рейнхардта. На ней и легконадувные аэростаты для воздушного боя, и аэропланы экстренной сборки Китсона. Думаю, другой такой боевой яхты на свете нет.
Команда под стать самой яхте. Не представляю, где Руку удалось набрать таких бравых парней. Почти все они военные моряки разных национальностей, но в основном британцы. Все молоды — самому старшему не больше сорока, — и, насколько мне известно, каждый специалист по тому или иному виду военных действий. Мне придется нелегко, но я сохраню эту команду в ее полном составе.