Леди в саване

— Он сделал это только честным путем. Благодаря редкой проницательности. Он знал полмира, он не отставал от общественной и политической жизни и всегда, в критический момент, был готов ссужать требуемые деньги. Он был неизменно великодушен, неизменно на стороне тех, кто отстаивал свободу. Среди народов, только сейчас обретающих независимость, есть такие, которые всем обязаны ему, человеку, знавшему, когда и чем помочь. Неудивительно, что в некоторых странах будут провозглашать тост в его память в дни торжеств, как прежде обычно в эти дни провозглашали за него здравицу.

— Вот и мы с вами сейчас сделаем то же, сэр! — сказал я, наполняя свой бокал и поднимаясь.

Мы выпили наши бокалы, наполненные до краев. Старый джентльмен протянул мне руку, и я взял ее. Держась за руки, мы выпили наши бокалы в полном молчании. От волнения у меня горло перехватило, и я видел, что он тоже был взволнован.

Из записок Э. Б. Трента

января 4-го, 1907

Я пригласил мистера Руперта Сент-Леджера пообедать со мной в моей конторе, потому что хотел побеседовать с ним. На завтра у сэра Колина и у меня назначена с ним официальная встреча для решения дел, но я подумал, что лучше сначала побеседовать с ним в непринужденной обстановке, поскольку хотел сообщить ему кое о каких вещах, что сделало бы нашу завтрашнюю встречу намного более продуктивной, ведь тогда он сможет глубже разобраться в том предмете, который мы должны будем обсудить. Сэр Колин — это олицетворение мужественности, и я не могу пожелать лучшего коллегу для исполнения сей необычнейшей воли, однако сэр Колин не имел чести состоять всю жизнь в дружеских отношениях с завещателем, той чести, каковая выпала мне. И поскольку Руперту Сент-Леджеру надлежало узнать интимные подробности касательно его дяди, я предпочел вести такую беседу без свидетелей. Завтра формальностей у нас будет предостаточно. Я был восхищен Рупертом. Лучшего сына не могла бы иметь его мать… да и я, если бы судьба вознаградила меня отцовством. Но это не для меня. Давным-давно в «Очерках» Лэма[79]

я прочел фразу, которая осталась в моей памяти: «Дети Элис звали Бартрама отцом». Кое-кто из моих старых друзей развеселился бы, если бы увидел, что пишу эти строки я, но записи сии не предназначены для чужих глаз, никто их не увидит, пока я не умру, разве что с моего позволения. Юноша унаследовал некоторые качества своего отца; он обладает отвагой, смущающей такого ученого педанта, как я. Но почему-то он нравится мне больше, чем кто-либо другой, больше, чем какой-либо другой мужчина когда-либо нравился, даже больше, чем его дядя, мой старый друг Роджер Мелтон; а Господь знает, сколько у меня было причин любить Роджера Мелтона. Теперь же добавились и новые. Меня очень порадовало то, что молодой путешественник был растроган, узнав, как много дядя думал о нем. Он по-настоящему храбр, но смелые подвиги не лишили доброты его сердце. Я с удовольствием возвращаюсь мыслью к тому, что Роджер и сэр Колин, оба, с одинаковым восторгом восприняли предусмотрительность и великодушие Руперта в отношении мисс Макелпи. Старый воин будет ему хорошим другом, или я совсем не разбираюсь в людях. С таким законоведом, как я, с таким старым воином, как сэр Колин, с такой истинно благородной женщиной, как мисс Макелпи — а она боготворит землю, по которой ступает Руперт, — с такими проявляющими о нем заботу людьми и при его замечательных личных качествах, при его чудесном знании мира, при громадном состоянии, которое, несомненно, достанется ему, молодой человек далеко пойдет.

Письмо Руперта Сент-Леджера мисс Джанет Макелпи, в Крум

января 5-го, 1907

Моя дорогая тетушка Джанет,