Леди в саване

все завершилось — я имею в виду первый этап дела, во всяком случае, я понимаю так. Я буду вынужден оставаться в Лондоне в течение нескольких дней, а может быть, недель, пока не будут осуществлены некие процедуры, необходимые в связи с принятием мною наследства, завещанного дядей Роджером. Но как только смогу, дорогая, я сразу же приеду в Крум и проведу с тобой столько времени, сколько будет возможно. Тогда я расскажу тебе все, что имею право рассказать, и еще раз лично поблагодарю за твое согласие отправиться вместе со мной в Виссарион. Как бы мне хотелось, чтобы моя дорогая мать была сейчас жива и тоже поехала с нами! Я знаю, она бы с удовольствием поехала, а тогда мы, трое, пережившие вместе старые трудные, но и добрые времена, точно так же делили бы новые радости. И я бы постарался отблагодарить вас обеих за заботу и отплатить вам любовью за любовь… Но теперь тебе, дорогая, придется принять целиком это бремя любви и благодарности, потому что мы с тобой остались вдвоем. Впрочем, мы не совсем одни, как прежде, ведь у меня теперь двое друзей, к которым я уже успел очень привязаться. Один из них так же дорог и тебе. Сэр Колин чудеснейший человек; таков же, по-своему, и мистер Трент. Мне повезло, тетя Джанет, что двое таких людей пекутся о моих делах. Разве не так? Я пошлю тебе телеграмму, как только буду близок к завершению формальностей; и пожалуйста, припомни все, чего тебе когда-либо хотелось в жизни, а я — если смертный способен осуществить эти мечты — привезу тебе желаемое. Ты же не помешаешь мне испытать это великое удовольствие, ведь нет, дорогая? До свидания.

Любящий тебя

Руперт

Из записок Э. Б. Трента

января 6-го, 1907

Официальная встреча, в которой участвовали мы с сэром Колином и Руперт Сент-Леджер, прошла весьма успешно. Я ожидал, что Руперт Сент-Леджер безоговорочно примет все условия, поставленные или подразумеваемые в завещании Роджера Мелтона, и когда мы уселись вокруг стола — это, между прочим, церемонность, к которой мы все были готовы, потому что мы непроизвольно расселись за столом на некотором расстоянии друг от друга, — первыми словами Сент-Леджера были вот эти:

— Уж поскольку мне надлежит пройти эту процедуру, я хотел бы сразу сказать, что принимаю все и всяческие условия, обдуманные дядей Роджером; а значит, я готов поставить свою подпись и печать на любом документе, который вы, сэр, — он повернулся ко мне — посчитаете необходимым или желательным получить от меня и который вы оба одобрите. — Он встал и прошелся по комнате, мы же с сэром Колином продолжали спокойно сидеть на своих местах. Затем он вернулся за стол и спустя несколько секунд, справившись с нервозностью, каковая, я подозреваю, ему не свойственна, проговорил: — Надеюсь, вам обоим ясно — конечно же, ясно, я знаю, и я останавливаюсь на этом только потому, что того требует официальная процедура, — вам ясно, что я желаю принять эти условия, и сразу же! Я делаю это, поверьте мне, не для того, чтобы получить огромное состояние, но ради человека, который завещал его. Человек, который любил меня, верил в меня и, однако, имел силы держать свои чувства в тайне, который мысленно следовал за мной в дальних странствиях, в отчаянных экспедициях, который, оставаясь на другом конце света, в любой момент с радостью протянул бы мне руку помощи и спас бы меня, не был рядовым человеком; и подобная забота о сыне его сестры указывает на любовь необычного свойства. Поэтому моя мать и я, мы вместе принимаем завещанное им, каковы бы ни оказались последствия такого шага. Я всю ночь обдумывал этот вопрос и никак не мог преодолеть чувство, что моя мать находится где-то рядом. Единственное, что удержало бы меня от шага, который я намерен сделать и решил сделать, — это было бы ее неодобрение. Но она, я чувствую, одобрила бы мое намерение, поэтому я делаю этот шаг. Что бы ни случилось в дальнейшем, я буду следовать по пути, назначенному для меня дядей. Да поможет мне Бог!

Сэр Колин встал, и, должен сказать, я никогда не видел фигуры воинственнее. Он был в парадном мундире, при всех регалиях, потому что с нашей встречи шел на прием в королевский дворец. Сэр Колин вынул свой меч из ножен и опустил обнаженный меч на стол перед Рупертом со словами:

— Вы, сэр, отправляетесь в чужую и опасную страну — я читаю о ней с тех пор, как мы с вами встретились, — и будете почти один среди жестоких горцев, которые негодуют против самого присутствия иноземца, а ведь вы для них таковой. Если вы окажетесь в беде и пожелаете, чтобы кто-то встал с вами спина к спине, подняв меч, надеюсь, вы окажете мне эту честь! — Произнеся это, он указал на свой меч. Руперт и я теперь тоже стояли — нельзя было не встать, присутствуя при подобном акте. — Вы — я этим горжусь — в родстве с моей фамилией; и, видит Бог, я жалею, что не в близком родстве со мной!

Руперт пожал ему руку и склонил голову перед ним, прежде чем ответил: