Ледяная княжна

Впереди нарастал шум, ледяные с баррикад пошли в контратаку, и зал наполнился ударами, криками, запахом крови и смерти.

А потом… некроманты выложили на стол свой козырь. Сначала воздух загустел, и вонь стала до тошноты острой, а затем в центре будто лопнул нарыв – раздался треск, и тугая, горячая волна, пахнущая почему-то солнцем, зноем и раскаленным песком, пронеслась по пещере, разбрасывая как песчинки людей и нелюдей.

Меня протащило метра три, и синяков на спине изрядно прибавилось, стукнуло обо что-то мягкое. Повернулась – рядом лежал мужик в халате. Полы задрались, обнажив ярко-голубые шаровары. Мужик напрягся, но я светски улыбнулась – не драться же лежа, да и моветон это бросаться на лежачего мужчину, и мы молча расползлись в разные стороны.

Я еще немного полежала… Так было приятно дать отдохнуть вымотанному телу, но предки вопили что-то невразумительное, и пришлось вставать.

Взглянула в центр пещеры… Вот честное слово, лучше бы осталась лежать. Глаза бы мои не смотрели на зарождающийся вихрь. Мохнатые веревки, сотканные из тьмы, спиралью закручивались к потолку. Их басовитое гудение стремительно нарастало, как и скорость вращения. Сумерки опустились на пещеру, воздух пропитался тьмой, от которой саднило в груди и каждый вздох требовал усилий. В горле запершило, а в легкие словно песку насыпали.

Чья-то рука нашла мою ладонь и крепко сжала – Торес. И стало легче – не одна. Вдвоем, нет, втроем – Лайз стоял с другой стороны – никакие вихри не страшны.

Что именно там творилось, разобрать было сложно, впрочем, и без разбирательств было ясно – от всего этого нужно держаться подальше.

Время от времени во вращающейся черноте мелькали руки, ноги, и чернота приобретала бордовый оттенок. Вихрь расширялся. Да, определенно он рос не только вверх, но и в ширину, возвышаясь над нами как бешено крутящееся веретено.

Вот же бездна. И как с этим бороться?

И словно в ответ на мой невысказанный вопрос сбоку полыхнуло голубым. Я обернулась: свет бил из жезла, который держала в руке спасшая меня от тени ледяная. А вот самой тени нигде не было видно. Хотелось верить, что удрать исчадию тьмы не удалось.

Пока искала взглядом тень, голубой свет загустел, приобретя плотность, и волной покатился в сторону вихря. Добрался до невидимой границы, за которой тьма вокруг вихря была особенно плотной, обтек его со всех сторон и остановился. Больше всего это походило на столкновение двух сфер: черной и голубой. Вихрь сначала отступил, съежившись, и ледяные приветствовали победу радостными криками, но затем вихрь уплотнился, просветы между нитями исчезли – теперь в зале раскручивалась воронка непроглядной тьмы, и стена голубого света начала отступать.

Впрочем, отступление было недолгим. Свет, идущий от жезла, также потемнел, приобретя насыщенность синего цвета и потеряв прозрачность. За синевой, разлившейся вокруг, пропали из виду потолок и стены пещеры. Я с трудом могла различить стоящего Тореса. Мы все тонули в синем, я ощущала его прохладно-ласковое прикосновение, словно свет был живым.

На какое-то время установилось равновесие: синий – черный, но Лайз внезапно дернул меня вниз, Торес рухнул рядом, прикрывая. Воздух зазвенел от напряжения, а кожа на руках начала бледно светиться. Я приподняла голову – светилось все: лежащие на полу люди, оружие, вещи, а над всем этим колыхалось марево из тысячи крошечных огней – от темно-синих до бледно-голубых.

Пол ощутимо завибрировал. Мелькнула мысль: вот он, конец, сейчас тут все взорвется.

И действительно взорвалось. Лопнуло с глухим звоном, словно разбившаяся бутыль вина. Яркая вспышка полоснула по глазам, тугая волна воздуха попыталась оторвать меня от пола, потом прошлась еще раз, вдавливая в камень, и… стихла. Я подняла голову – пусто. Не было никаких огней, марева, странного свечения, а главное – исчез вихрь, как не бывало, и стены с потолком выдержали, не обвалились. Пещера оказалась крепкой, впрочем, это было не первое сражение на ее веку.

Я поднялась, отряхнула штаны. Сразу стало легко-легко, словно камень с плеч свалился. И боль с усталостью отступили. Захотелось танцевать, петь и смеяться. Победа!

Даже не так. ПОБЕДА! Я ухватила Лайза за руки, закружила, обняла.

Как же здорово быть живой! Дышать, держать кого-то за руки, обнимать и… целовать. Мм, княжна, что-то вас не в ту сторону занесло.

Да плевать!

Я радостно засмеялась, привстала на цыпочки и коснулась губами щеки Лайза.

Мы победили! Остались в живых и победили. Всем назло, всем!

– Айрин. – Мое имя никогда так не произносили – с болью, нежностью и тоской.

Я обернулась. Торес был бледен, его лицо осунулось, на куртке кровь, а взгляд… как у побитой любимым хозяином собаки.

Я шагнула к нему, но Торес отшатнулся, помотал головой, словно не в силах примириться с чем-то, развернулся и… ушел.

– Торес!

Хотела сорваться следом, догнать, объяснить. Сердце рвалось на части, словно его резала сотня крошечных ножей.

– Не надо, Айрин. – Рука Лайза легла на мое плечо, остановила. – Он вернется. Дай ему время смириться с тем, что ты больше не южанка, а ледяная.