Тем временем маленькая процессия вышла на подобие площади. На этом овальном пятачке могли разместиться, пожалуй, все жители деревни. У огромной узловатой сосны, приваленной замшелым валуном, стоял домик побольше остальных. Тут, кажется, было целых два этажа, и Ане даже пришлось задрать голову, чтобы увидеть «крышу». По крайней мере, тройные оконца здесь шли в два ряда.
Аске отделился от своих товарищей и постучал в выкрашенную зелёным дверцу.
– Ма три Аске! – крикнул он.
Через некоторое время дверь открылась, явив на свет крупного седеющего белькара, опирающегося то ли на посох, то ли на копьё с широким наконечником. На костяной рукояти виднелись странные символы. На плечи меховой накидки спадал каскад тяжёлых серовато-рыжих косичек, создающих ощущение львиной гривы. Обветренное лицо в обрамлении пышных седеющих бакенбардов пересекла сеть мелких морщин.
«Вождь, наверное», – подумала Аня.
Представительный белькар тепло улыбнулся Аске и обнял его.
Серые выцветшие глаза обвели взглядом присутствующих и замерли на девочке, но всего на пару секунд. Затем вождь заметил рядом с ней Нарсу.
– Каттархе! – улыбка пожилого белькара стала ещё шире. Он распахнул руки для объятий и спустился по деревянным ступеням.
– Скууте, хорркат, – пробурчала белькара, позволяя себя обнять.
Аня вспомнила, как Машка корчит гримасу, снисходя до отца, навещающего их с мамой раз в неделю. Видимо, и у лесной жительницы проблемы с родителем – почему-то Аня была уверена, что это отец Нарсу.
Впрочем, вынырнув из объятий родственника, белькара даже улыбнулась и что-то быстро защебетала на своём языке. Вождь кивал. Затем Нарсу ткнула пальцем в надеявшуюся остаться незаметной Аню.
Пожилой белькар нахмурился и что-то негромко, но вполне настойчиво спросил у дочери.
– Итртэ-а нойда, – пожала плечами та.
Вождь недовольно покачал головой, но на отказ это не походило – скорее он не вполне одобрял то, что сказала ему Нарсу, но не противился этому.
Из домика вышла немолодая белькара с седыми прядями в длинных косах. Множество бус, браслетов и тяжёлые серьги в ушах делали её похожей на цыганку, но спокойная и уверенная плавность движений выдавала в ней особу высокого положения. А схожесть черт не оставляла сомнений в родстве с Нарсу.
– Нарсу! – радостно воскликнула белькара.
И та, подбежав к крыльцу, обняла мать – они были так похожи, что Аня не сомневалась, кем они приходятся друг другу.
Нарсу тем временем говорила о чём-то матери. Та слушала, нежно глядя на дочь и улыбаясь. Потом вдруг спохватилась:
– Ойхе! Таа пой ту! Толти три-тай.
– Ка-три-тай! – отмахнулась Нарсу. – Ма итртэ-а нойда. О йил, – она указала на Аню.
– Йил таа пой, – сокрушённо покачала головой немолодая белькара, взглянув на девочку. – Ма толти о ту.
– Кат! – гневно крикнул вождь. – Йил кат итртэ!
– Каххет! – криво улыбнулась мама Нарсу и, поманив мужа к себе, подмигнула дочери.
К удивлению Ани, вождь нехотя повиновался. Собравшиеся на площади местные жители поспешили скрыться в домах и на маленьких улочках деревни. Родители Нарсу о чём-то тихо и чуть напряжённо говорили на крыльце, а их дочь, явно довольная, спустилась к остальным.
Аске неодобрительно покачал головой, затем негромко раздал указания остававшимся с ним охотникам, и те разошлись, коротко простившись друг с другом и с предводителем.
Наконец вождь подозвал Нарсу к себе и, фыркнув, что-то сказал ей, махнув рукой так, словно дозволял это. Мать же, в это время скрывшись за дверью их дома, довольно быстро вынырнула обратно с тремя небольшими пирогами в руках. Один она протянула Нарсу, другой, спустившись по ступенькам, отдала благодарно склонившемуся Аске, а потом подошла к Ане, которой уже показалось, что про неё забыли.
– Три! – белькара протянула пирог девочке. Живот у Ани предательски заурчал, и она с благодарностью взяла угощение.
– Спасибо большое, – поблагодарила она.
Белькара на миг замерла, но затем улыбнулась.
Аня ещё раз благодарно кивнула и принялась жевать. Хрустящее тесто скрывало сочную сладкую начинку из брусники, и на какое-то время окружающий мир просто перестал существовать. Девочка наслаждалась ещё тёплой сдобой и вкуснейшей начинкой. Чуть не укусив собственный палец, Аня с огорчением поняла, что пирог закончился. Хотелось ещё, но даже если бы она могла попросить, это было неудобно.
Нарсу, как оказалось, уже стояла рядом – довольная и немного испачканная вареньем.
– Окке каттаа кат? – спросила белькара. Впрочем, ответа она не ждала, потому что махнула рукой, вновь направившись к лесу. – Итртэ!
– Ага, итртэ, – согласилась Аня, которая уяснила, что это слово вроде бы означает «идти».
Нарсу взглянула на спутницу со смесью удивления и уважения.
– Тикискуу, каттархе! – крикнула им вслед жена вождя.