Прикорнула на груди любимого и прикрыла глаза. Так хотелось спать! И я, похоже, действительно задремала, потому что не помнила, как очутилась в постели, заботливо укатанная одеялом. Гордон ушел. Даже не сомневалась, он сразу бросится в бой, то есть допрашивать арестованную. Мне же хотелось полежать, но я мужественно встала, нацепила одежду, не особо задумываясь, как она сидит, и отправилась на поиски инквизитора. Не терпелось услышать полную версию того, отчего дама в черном ненавидела отца, почему Ян назвал ее сестрой и, главное, где он сам теперь. Вдруг Ян Дэй жив? Не стану врать, будто хотела броситься ему на шею, но взглянула бы, какой он человек. Судя по тому, что успешно уходил от правосудия, не такой уж обычный ледяной колдун.
Дом, казалось, вымер, только дочери старосты играли под присмотром моей мамы.
– Ты как?
Родительница бросилась ко мне, тщательно ощупала. Ох, мама, магия не оставляет внешних повреждений.
– Спасибо, уже лучше.
Присела на табурет, потому что ноги не держали. Чаю бы… Словно по мановению руки, на столе возникла пузатая чашка. Мама наполнила ее ароматным отваром и пододвинула сахарницу:
– Тебе полезно сладкое.
– Мама, меня не ранили.
– Все равно съешь, – не унималась родительница.
Только чтобы не обидеть, отправила в рот грязно-белый кубик и запила отваром. Он оказался вкусным, с яркими нотками малины и мелиссы. Пока я пила, мама выпроводила девочек, мы остались на кухне одни. Родительница словно чего-то ждала, поглядывала на меня, и я не выдержала, вздохнула:
– Ну, спрашивай!
– Та женщина – тоже ледяная ведьма?
Кивнула, не став уточнять, о ком она, и так понятно.
– А мужчина – ледяной колдун.
– Страсти-то какие! – Мама на миг закрыла лицо руками и сдавленно пробормотала: – Знала бы, оставила бы Яна умирать. Но у меня сердце доброе, а он попросил и после тоже такой обходительный, не то, что наши мужики. Ты уж прости старую дуру, жизнь тебе испортила.
– Что ты!
В порыве чувств обняла родительницу и расцеловала в обе щеки. Вот ведь, думала, меня отругает, а она себя корит.
– Расскажи. Правду, мама. Вдруг отец еще жив.
– Не ищи его, не надо. Сестра ейнова в свое время сказала, чтобы дорогу забыла.
– Это не его сестра, он соврал, мама.
Матушка низко опустила голову. Плечи ее поникли. Сейчас она казалась такой слабой, беспомощной.
– Прав он, – после долгого молчания мама заговорила. – Кто я ему? Не жена и не невеста. Не насиловал, сама пришла. Только ты, дочка, не отпускай своего, любит он тебя.
– Знаю.
Улыбнулась, вспомнив о Гордоне. Как же можно усомниться, если каждый день доказывает. Любовь, она в мелочах, а не красивых словах. Стоило открыть глаза, как я увидела, поняла. Только вот жениться не хотел. Гордон никогда этого не признает, но я подловила. Сейчас, правда, передумал.
– Выйдешь за него? Только посмей сказать «нет», прокляну, – пригрозила родительница.
– Мама! – возмутилась я.
Вот чем ей Гордон сразу приглянулся? А мне? Если разобраться, все против него: и профессия, и обстоятельства знакомства.
– Поживем вместе, подумаем, – успокоившись, добавила я.
– А он иное говорил, сказал, весной свадьба. И передать велел, что слово твое обратно не вернет.
– Тогда пусть предложение по всем правилам сделает. Нет никакого слова, мама. Но ты зубы мне не заговаривай, об отце расскажи.
Ничего нового я не узнала, мама чуть ли не слово в слово повторила то, что поведала Гордону. Отец о себе не рассказывал, фамилию перед самым исчезновением назвал. Пропал он ночью, в самый глухой час. Засыпали вместе, а проснулась мама одна. С собой ничего не взял, ветер следы замел, будто и не было человека. О чем говорили? Боялся он рыжего человека, все тревожился, не показывался ли тот в Поясках. Словом, никаких зацепок.
Поблагодарив маму за откровенность, поинтересовалась, где держали пленницу. Оказалось, в старом амбаре рядом с кузницей. То ли мамин чай придал сил, то ли они сами восстановились, но до места добралась бодро, только раз остановилась передохнуть. Солдаты категорически отказывались меня пускать, не положено и все тут. Пробовала и так, и этак – с тем же успехом. Пришлось прибегнуть к запретным средствам. Набрав в легкие больше воздуха, позвала:
– Гордон!
Видимо, с эмоциями переборщила – инквизитор выскочил с желанием нарезать моих обидчиков соломкой. Увы, будущую жену никто не убивал, более того, даже кандидаты в смертники отсутствовали.
– Ну, что случилось?
Мрачный старший следователь убрал меч в ножны и уставился на меня взглядом, способным прожечь дыру в камне.
– Ничего, просто хочу войти.
Покосилась на солдат, с интересом наблюдавших за развитием событий.
– Тебе нельзя. У меня всего один носовой платок и нет нюхательной соли. Обещаю дать почитать выдержки из протокола.
Выходит, ведьму пытали. Сглотнула, задумавшись, действительно ли мне так нужно в сарай. Только вот оттуда не доносилось не звука, и, если мне не изменяет память, Гордон начинал общение с подозреваемыми не со щипцов.
– А если у меня есть платок, – продемонстрировала искомое, – можно войти? Нюхательную соль вполне заменит пощечина, ты на них собаку съел.