Ледяная принцесса

— Ты знаешь, если бы я хоть чуть-чуть верила, что это действительно ты хочешь продать дом, то мне, конечно, было бы очень и очень горько, но я бы приняла твое решение. Но проблема заключается в том, что я опять слышу не твои слова, а кое-кого еще. Дом хочет продать Лукас, а не ты. И я спрашиваю в очередной раз: а ты сама знаешь, чего хочешь? Ты сама знаешь? — Эрика не стала дожидаться ответа Анны. — А я никогда не соглашусь с тем, чтобы моей жизнью руководил Лукас Максвелл. Твой муж — полное дерьмо. А тебе лучше бы поднять свою задницу, приехать сюда — чем скорее, тем лучше — и помочь мне с папиными и мамиными вещами. Я тут уже которую неделю горбачусь, а еще и половины не сделала. Разве, по-твоему, справедливо, что я должна все взвалить на себя? А если ты так безумно занята, что не можешь оторваться от плиты, и не в состоянии помочь мне с тем, что осталось после родителей, тогда неплохо бы тебе поразмыслить, как ты собираешься жить дальше.

Эрика хлопнула трубку мимо телефона, и она повисла на проводе. Эрика настолько разозлилась, что ее била дрожь.

В Стокгольме Анна сидела на полу с телефонной трубкой в руке. Лукас был на работе, а дети спали. Она решилась позвонить Эрике, когда сочла себя к этому готовой. Она несколько дней тянула с этим разговором, но Лукас настаивал и постоянно твердил, что ей надо позвонить Эрике и поговорить о доме. Так что в конце концов она решилась. Анна чувствовала себя разбитой на тысячу осколков, которые разлетались во все стороны. Она любила Эрику, и она тоже любила дом во Фьельбаке. Но как Эрика не могла понять, что она просто обязана думать в первую очередь о своей семье. Не было на свете ничего, что бы Анна пожалела или чем бы не смогла пожертвовать ради своих детей. А это означало, что Лукас должен быть счастлив любой ценой, и если за его счастье придется заплатить отношениями со старшей сестрой, то пусть так и будет — Анна пойдет и на это. Она жила на свете ради Эммы и Адриана. Единственно ради них она просыпалась утром и начинала новый день. Если бы она только смогла сделать Лукаса счастливым, то все бы наладилось — она это знала. Если бы она так не тяготила Лукаса и делала все, как он хотел, тогда бы ему не пришлось быть с ней таким жестким. И если она может отдать ему хотя бы это, пожертвовать ради Лукаса домом родителей, может быть, тогда он поймет, как сильно она предана ему и семье, и все снова будет хорошо.

Где-то далеко, глубоко-глубоко внутри ее слышался голос, который говорил ей совсем противоположное. Но Анна опустила голову и заплакала, и ее слезы заглушили этот тихий голос. Трубка осталась лежать на полу.

Эрика раздраженно сбросила с себя одеяло и опустила ноги с кровати. Она объясняла себе, что так жестко разговаривала с Анной из-за плохого настроения: она совершенно не выспалась, и это просто выбило ее из колеи. Она попробовала перезвонить Анне, чтобы разрядить ситуацию насколько возможно, но ее телефон был все время занят.

Скамеечка перед трюмо оказалась случайной жертвой, на которой Эрика попробовала выместить свою злость, но явно перестаралась и запрыгала по комнате, держась за отбитый палец на ноге. Сомнительный способ получить облегчение: ей было очень больно. Когда боль улеглась, она с неохотой решила встать на весы.