Ледяная принцесса

Лицо Ени светилось гордостью, когда она смотрела на сына. Патрик подумал о том, какая она милая, если не обращать внимания на то, насколько она вымотанная, и пригляделся. Патрик с трудом мог себе представить, насколько, должно быть, сложно быть матерью-одиночкой в ее возрасте. Ей бы сейчас вовсю тусоваться с друзьями и подругами, а вместо этого она проводит вечера, меняя пеленки и занимаясь домашними делами. Как бы для пущей интересности Ени не без кокетства достала из пачки на журнальном столике сигарету и закурила. Она затянулась глубоко, с явным удовольствием и потом, вопросительно взглянув на Патрика, подвинула к нему пачку. Он отрицательно покачал головой. Патрик считал совершенно неправильным курить в комнате, где находится маленький ребенок, но, в конце концов, это было ее дело, а уж никак не Патрика. Патрик никогда не мог понять, что за удовольствие сидеть и вдыхать в себя такую жуткую гадость, как сигаретный дым.

— А он не мог прийти домой, а потом опять выйти?

— В этом доме такие стены, что, когда на соседнем этаже чихнут, мне здесь «будь здоров» сказать хочется. Мы все тут железно знаем, кто пришел, кто ушел, к кому и когда. Я совершенно уверена, что потом Андерс не выходил.

Патрик понял, что ничего нового он больше не узнает, и спросил просто из любопытства:

— А как ты реагировала, когда услышала, что Андерса подозревают в убийстве?

— Это полная чушь.

Она глубоко затянулась и колечками выпустила дым. Патрик с трудом удержался, чтобы не напомнить ей о вреде пассивного курения. У него на коленях сидел Макс, всецело занятый тем, что грыз ключи Патрика. Он крепко держал их в своих маленьких пухлых ручках и поглядывал наверх, на Патрика, как бы благодаря за такую замечательную игрушку. Ени продолжила:

— Конечно, Андерс — опустившееся отребье. Но он никому не делает вреда. Он спокойный. Время от времени он ко мне заходит стрельнуть сигарету, и один черт — что он пьяный, что трезвый — он всегда спокойный. Он иногда сидит с Максом, когда мне надо выйти в магазин. Но конечно, только если он трезвый, а иначе никак. — Она потушила сигарету о переполненную пепельницу. — И на самом деле зла в местных алкашах нет — несчастные опустившиеся люди, которые пропивают свою жизнь. Единственно, кому они делают плохо, — так это самим себе.

Она встряхнула головой, отбрасывая назад прядь упавших на лицо волос, и опять потянулась за сигаретной пачкой. Ее пальцы были желтые от никотина. И очередную сигарету она закурила с ничуть не меньшим удовольствием, чем предыдущую. Патрик почувствовал, что она его уже обкурила, и подумал, что, пожалуй, ему пора уходить.

Макс насупился, когда Патрик снял его с коленей и передал Ени.

— Спасибо за помощь. Мы, конечно, обратимся к вам еще раз и оформим ваши показания по всей форме.

— Да, я буду здесь, я практически все время дома.

Сигарета лежала в пепельнице, и дым от нее тянулся прямо к лицу Макса, который обеспокоенно поблескивал глазками. Он продолжал крепко сжимать ключи. Макс поглядывал на Патрика, как бы предостерегая от попыток их забрать. Патрик осторожно потянул ключи к себе, но рисовые зубки оказались неожиданно сильными. Вдобавок Патрику было трудно ухватиться за брелок, но он все же попробовал потянуть немного сильнее и получил в ответ недовольное хныканье. Привычная к подобным ситуациям, Ени приняла решительные меры, ей удалось добыть ключи, и она протянула их Патрику. Макс завопил во все горло, выражая свое неудовольствие всеми доступными ему средствами. Патрик, осторожно держа брелок большим и указательным пальцами, попробовал вытереть его о штанину, прежде чем класть обратно в карман.

Ени и хныкающий Макс проводили его до двери. Последнее, что он видел, прежде чем она захлопнулась, были крупные слезы, которые текли по круглым щекам мальчика. Что-то в сердце Патрика опять дрогнуло.

Теперь дом был для него слишком велик. Хенрик переходил из комнаты в комнату. Все в доме напоминало ему об Александре, каждый выпестованный ею с любовью сантиметр. Хенрику иногда казалось, что она выходила замуж не за него, а за дом. Их отношения приняли по-настоящему серьезный характер только после того, как он привез ее сюда, домой. Ему же все стало ясно с самого начала, с самого первого момента, когда он познакомился с ней в университете, на вечеринке для иностранных студентов. Высокая и светлая, вокруг нее была какая-то аура недоступности, что привлекло его в ней больше, чем что-либо другое и кто-либо другой за всю его жизнь. Он никогда и ничего не желал так сильно, как Алекс. А Хенрик привык получать все, что хотел. Его родители всегда были слишком заняты своей собственной жизнью, но никогда и ничего для него не жалели.