Оттолкнув тело одного из мужчин, Така усадил Саммер на пассажирское сидение, захлопнул дверь и сел за руль. Из её любимого дома валил дым, зато их больше никто не преследовал. Машина сорвалась с места, и Саммер услышала тошнотворный звук: они переехали одно из тел. Напоследок Така обернулся и направил телефон на дом, который через секунду с оглушающим грохотом взорвался. Они же понеслись по длинной, изрытой колеями дороге.
Они ехали по дороге, а навстречу им спешили полиция и пожарные, разрывались сирены, сверкали мигалки, но никто не обращал внимания на тёмную машину, мчащуюся в противоположном направлении. В какой-то момент Саммер всё-таки обернулась. Языки пламени поднимались высоко в небо, забирая с собой её детство.
– Сколько человек ты убил за сегодня? – монотонно спросила она.
– Троих в доме. Двое погибли из-за системы безопасности, установленной в машине, – она бьёт током любого, кто притронется к автомобилю.
– Как-то крутовато для противоугонной системы, нет?
Така посмотрел на Саммер, явно удивлённый спокойным тоном её голоса. Он понял, что она ничего не чувствует, абсолютно ничего. Лишь благословенное оцепенение. В один миг она почти испытала оргазм от того, что просто тёрлась об него, полностью одетого, а в следующий столкнулась с огнём, дымом, смертью и… в итоге оцепенение.
– Может быть, – ответил он и сосредоточился на дороге.
– Ты забрал урну и другие вещи? Или оставил их в доме?
– Они у меня.
– Отлично, – отозвалась Саммер. – Не хотелось бы, чтобы мы прошли через всё это зазря. Так почему ты взял меня с собой? Почему опять спас? Оставил бы в доме, я бы взорвалась вместе со всем остальным. И не подкопаться.
Така нахмурился:
– Не хотел причинять тебе боль.
Саммер засмеялась. Почему-то не смогла себя сдержать. Бредовость его ответа была столь прекрасной, что только и оставалось смеяться. Второй вариант – заплакать, но она же не плачет.
– Прекрати! – рявкнул Така.
Невозможно. Разве он сам не понимает, какую глупость только что ляпнул? Вне зависимости от её поступков смерть преследует её, как голодный стервятник, и любая отсрочка – просто обман, короткая передышка на этом неизбежном пути боли и мрака. Так что только и остаётся хохотать над этой нелепой…
Лишая дыхания, останавливая сердце, её пронзила сильнейшая боль. Саммер замолчала. Така положил руку обратно на руль, и она уставилась на него, зная, что её лицо покинули все краски.
– Так-то лучше, – невозмутимо заметил он. – Всё и так плохо, я не хочу, чтобы ты ещё и рехнулась.
Она не сразу смогла вдохнуть и заговорить.
– Рехнулась? – повторила она. – Я потеряла всё: работу, машину, лучшего друга, наследие Ханы и даже любимый дом. И, по всей видимости, вскоре лишусь сестры и жизни. Думаю, нет ничего удивительного в небольшой истерике.
– Я могу сделать тебе гораздо больнее, – предупредил Така. – Не хочу, но сделаю. Мне нужно сосредоточиться, а твои психи только мешают.
– Или убей меня, или отпусти. И не надо говорить, что в твои планы не входило меня убивать. Я слепа и глуха, но не настолько же.
– Нет.
– Что «нет»? – рявкнула Саммер.
– Не буду ничего такого говорить. Мне дали приказ тебя убить. Но я не стану этого делать. И не отпущу. – В его голосе слышалась странная, почти покорная нотка. Это было непривычно – обычно он не показывал эмоций.
Саммер похолодела.
– Тогда что же ты со мной сделаешь?
– Чёрт его знает, – ответил Така и включил радио, чтобы избежать дальнейших расспросов.
Джилли спала. В белой пижаме она парила над узким матрацем, устремляясь в звёздное небо. Стены, полы, мебель – всё растворилось, и она свободно плыла над землёй.
Она знала, что не должна чувствовать себя так спокойно. Это всё благодаря игле прекрасной неонацистской докторши. Джилли пыталась с ней бороться, но в силе и решительности она значительно уступала этой женщине. Немка сказала ей что-то со своим ужасным акцентом, но Джилли уже где-то парила и почти не осознавала, что та утешающе поглаживала ей руку.
Если они по-прежнему собираются держать её в плену, то она с радостью не станет просыпаться, пока не появится возможность сбежать.
Докторша села рядом и, наблюдая за пленницей, принялась делать пометки в своей записной книжке с кожаной обложкой. Время от времени в комнату заходили люди, задавали вопросы и уходили.
Через некоторое время Джилли начала выходить из своего блаженного состояния. Докторша была занята записями и не видела, что её пациентка приходит в себя, и Джилли не собиралась давать ей преимущество. Её мог спасти только элемент неожиданности. Если стерва узнает, что она просыпается, то просто вколет очередную дозу.
Вдруг открылась дверь комнаты, и Джилли пришлось собрать все силы, чтобы не выдать себя. Она приказала мышцам расслабиться, а векам не дрожать. Особенно когда узнала тихий голос его святейшества.
– Она ещё спит?
Джилли лежала не двигаясь и прислушивалась к происходящему. Добрая докторша поднялась, положив записную книжку на пол, и Джилли почувствовала напряжение в комнате. Хотя, вероятно, оно исходило лишь от неё самой.