Что ж, это хотя бы объясняло, откуда она знала про заминированную станцию. Интересно, этот дар мне тоже передался? Я покосилась на Ваню и спросила себя, что произойдет с ним в ближайшие двадцать четыре часа. Ваня сидел расслабленно, прикрыв глаза и сложив руки на голом животе.
– Что? – спросил он.
Ничего. Ничего я о нем не знала.
Может, со временем. Антон упомянул о заморозках. Как он сказал? Никакого волшебства до первых заморозков?
Я вбила в поисковик имя и фамилию Кости, пролистала несколько страниц с его стихотворениями, добавила в поиск “где похоронен” и проглотила подкативший к горлу комок, когда наконец нашла. Несколько раз повторив про себя адрес кладбища, я закрыла браузер и поспешила уйти, пока Ваня не заметил слезы в моих глазах.
Не буду я плакать. А то опять руки задрожат.
Антон
Не сегодня-завтра тело Хельги должны были похоронить, так что времени особо не было. Я оставил Веру с Ванькой – когда уезжал, оба еще спали, – и поехал на квартиру к бывшей Зимней Деве.
Я ожидал увидеть там что угодно – разгром, следы борьбы, порванные в клочья занавески и разломанные в щепки стулья. Но чего я не ожидал, так это зайти в квартиру, в которой абсолютно ничего не изменилось. По крайней мере, в коридоре и на кухне.
Дверь я открыл своим ключом – Хельга давно сделала мне дубликат. Внутри было тихо и прохладно. Я осмотрел замок. Никаких следов взлома. Она точно открыла дверь сама.
Я постоял в коридоре. На стенах пара картин, выполненных карандашом, пахнет морозом и древесиной. Все как всегда, даже полосатый коврик лежит ровно на своем месте. На кухне тоже ничего необычного – чашки вымыты, стол с накрахмаленными салфетками пуст, стулья придвинуты.
На кухню убийца явно не заходил.
Оставалась гостиная, которая одновременно была и спальней, и кабинетом. Я вернулся в коридор и толкнул наполовину стеклянную дверь.
На первый взгляд в комнате все было по-прежнему: жесткая кушетка, заменявшая Хельге кровать, стояла аккуратно заправленная у стены. У окна красовался аккуратный чайный столик с такими же накрахмаленными салфетками, как на кухне, рядом – мягкое синее кресло с потертыми подлокотниками, в которое Хельга обычно усаживала гостей. Сама она всегда сидела на простом жестком стуле.
Стул стоял посреди комнаты. Вокруг и под ним расползлась засохшая темно-бордовая лужица. Сзади на полу лежали окровавленные веревки.
Я остановился, пытаясь воссоздать картину. Лестер сказал, что Хельга появилась, истекая кровью. Неужели она дала себя связать? Возможно, была без сознания? Допустим. Допустим, кто-то, кого она знала, вошел, ударил ее по затылку, она упала в обморок, очнулась связанная на стуле, а потом – что? Ждала, пока ее убьют?
Эх, Зима, Зима.
Я тщательно обыскал квартиру в поисках прощальной записки или чего-то в этом роде, но ничего не нашел. Видимо, Хельга считала, что главное сделала – нашла себе преемницу.
Я закрыл дверь своим ключом и поехал в морг.
***
Морги так-то одинаковые. Я это после Кольки понял – у него и у мамы все было стандартно, черная скатерть на столе, приглушенный свет в комнате и собачий холод. Как Катю хоронили, не помню, но там наверняка было что-то похожее. Приемная, длинный коридор, предбанник. Работник просит надеть перчатки, удостовериться, что носовой платок с собой, и вперед.
Я думал, после Кати меня ничего не возьмет. Опять же, сердце заморожено – только кровь по телу качает, а чтобы чувствовать, такого давно нет. Но смотреть на маленькую сухую старушку со сложенными на животе ручками, которая столько раз гордо вздергивала острый подбородок, отдавая приказы, оказалось хуже, чем я думал.
Одета она была в белую ночную рубашку, седые волосы волнами обрамляли худое строгое лицо. На запястьях я заметил следы веревок. Глаз под веками не было. Я всего повидал на службе, но от вида почерневших ран меня замутило.
Я задержал в ладонях ее маленькую руку и вдруг по старой памяти поднес к груди. Может, в ней осталась хоть капля холода?..
Но где там. Ни холода, ни силы – только заледеневшая рука в трупных пятнах. А тоска уже потекла ручейком от сердца, свернулась за легкими, как старая кошка. Помню я это ощущение. Пока слабенькое, как комарик щипает. Но оно окрепнет.
Я заплатил человеку в морге за похороны, наказал одеть Хельгу в алое и сообщить мне место погребения. И поехал домой.
Ванька торчал в своих тырнетах. Вера что-то строчила в комнате. Пришла Мася и тихо зашипела на ее приоткрытую дверь.
– Ты чего под дверью торчишь? – спросил Ваня.
Я хотел съязвить, но ничего не придумалось.
– Надо. Как голова?
Он постучал костяшками по черепу.
– Что ей будет! Кость. Ты бы ей комп подарил, что ли. У тебя же Колькин стоит без дела.
– А что?
– Просто, – он почесал затылок и пошлепал на кухню.
Просто. Ага.