Ледяная трилогия

— Ну, ты задумался серьезно? — спросила она, гася сигарету в глиняной пепельнице.

— Да. Мне кажется, что это те же люди, что похитили нас и наших родных.

— Значит, они были и до войны?

— Да.

— А что это за изможденные старик со старухой?

— Не знаю. Возможно, это их руководители. — Он отхлебнул пива.

Ольга посмотрела на полоску пены, оставшуюся над его верхней губой. Он заметил, приложил к губам салфетку:

— Наверно, это как-то связано с фашизмом.

— Как?

— Не знаю. Но и те тогда, и мы сейчас — голубоглазые и светловолосые. А у фашистов была идея нордической расы.

— Белокурая бестия?

— Да. Белокурая бестия.

— Но в бараках были евреи. Фашисты ненавидели нас, уничтожали. И я тоже еврейка. И мои родители тоже были евреями.

Бьорн вздохнул:

— Это странно. Но все равно, Ольга, мне кажется, это как-то связано с фашизмом.

Ольга закурила новую сигарету.

— Не знаю… Нас с родителями похитили трое голубоглазых. Один был блондин, это точно, а двое, по-моему, крашеные. Потом, когда они били меня этим ледяным молотком, то говорили одно и то же: говори сердцем. До тех пор, пока я не отключилась. При чем здесь фашизм?

— Не знаю. Интуиция.

Ольга усмехнулась.

— Это смешно, понимаю. Но пока интуиция — единственное, что у нас есть. Больше нет ничего.

— Интуиция! — зло фыркнула Ольга. — Средь бела дня какие-то уроды похищают людей, забивают их до смерти. Исчезают. Никто не знает, кто они! Полиция называет цифры ежегодно пропадающих людей. Статистика! Это нормально?

— Это ненормально. Когда я рассказал про все в полиции, мне долго не верили. Молот изо льда! «Говори сердцем…» Они долго переглядывались, думали, что я чокнутый.

— Мне тоже не верили… Потом провели экспертизу ранений. У меня и у… (она запнулась) у папы и мамы. У них грудины были совершенно разбиты. А у меня только ребро и выбит кусочек кости. Когда меня нашли, рядом была лужа. Лед, которым нас били, растаял.

— А я сперва подумал, что это стекло. Он в первый раз ударил не очень сильно. Потом, когда молот треснул, я понял — это лед. И тоже осталась лужа. Не только воды.

Он посмотрел на свою огромную ладонь, сжал ее в кулак и разжал:

— Там была не только вода. У брата горлом пошла кровь. Кровь… много крови. И моей тоже.

Они замолчали.

В этот момент полноватый официант принес большое блюдо с жареной бараниной и поставил перед Бьорном. Ольга глянула на шипящее, сочащееся мясо. Подняла глаза на официанта:

— У вас есть русская водка?

— Конечно! — улыбнулся официант. — Две порции?

— Принесите… — задумалась она, — бутылку.

Официант кивнул, не удивившись, и вернулся с запотевшей бутылкой «Столичной» и двумя стаканчиками. Ольга молча разлила водку в стаканчики, взяла свой. Бьорн протянул пальцы, и стаканчик исчез в его длани.

Ольга скосила глаза на соседний столик. Там сидели трое смуглых пожилых евреев и неторопливо ужинали.

— Всего четыре месяца прошло, а я… не могу поверить, — произнесла Ольга. — Все это… сон какой-то. Очень муторный. Очень… очень… Ненавижу!

И выпила залпом водку.

Бьорн вздохнул:

— А я уже поверил. Когда брата похоронили, я пришел в его комнату. Там был дневник, я никогда не читал его. Я сломал замочек, открыл дневник. Он записал в тот день: «Сегодня в Гётеборге опять мое любимое небо, цвета синего корунда. Значит, будет удачный день». После этого я поверил, что Томаса больше нет. Нет моего младшего брата.

Он вздохнул и выпил свою водку.

— Синий корунд… что это? Камень?

— Да. Брат учился на геологическом. Он хорошо знал камни. Он говорил, что у меня глаза похожи на александрит, а у него на аквамарин.

— А мне мама говорила, что у меня глаза — берлинская лазурь плюс немного изумрудной зелени.

— Она была художником?

— Нет, просто реставратором. Но давно. Еще до эмиграции.

Ольга наполнила стаканчики. Посмотрела на неловкие руки Бьорна и впервые за вечер улыбнулась:

— Ты очень большой. Брат был таким же?

— На два сантиметра выше. И в баскетбол играл лучше меня. На улице нас звали «фонарными столбами».

Ольга с улыбкой смотрела на него:

— Как это по-шведски?

— Фонарный столб? Lyktstolpen.

— Ликтстольпен… — повторила Ольга.

Выпитая на голодный желудок водка быстро опьянила ее.

— Давай за них. За… наших. Только чокаться не надо.

Они выпили. Но Ольга выпила быстрее.

— Все русские девушки так быстро пьют? — спросил Бьорн, переводя дыхание.

— Не все. Избранные. Ешь, пока горячее.

Она взяла с его тарелки баранье ребро, вцепилась в сочное мясо зубами.

— Что ж ты меня не спросишь о моей версии?

— Какая твоя версия?

— Мне кажется, что фирма «LЁD» знает, кто нас бил молотом.

— Не знает.

— Ты видел их приставку, пробовал ее?

— Да, конечно. Кто ее не пробовал…

— Но там же тоже лед! Там ледяной наконечник, который стучит тебе в грудь. И ты испытываешь какую-то грусть, потом появляется какой-то круг людей, и тебе становится очень хорошо с ними.