«Я пишу это под одеялом, при свете фонарика, — выводила Урсула в своем дневнике. — Сегодня я сделала ряд полезных наблюдений. Я была в библиотеке, куда Ева и Розалинд никогда не ходят, и читала за занавеской, оставив маленькую шелку. Через нее я увидела, как в библиотеку, гордо вышагивая, входят папа с дядей Роджером. С собой они притащили дядю Хэла, у которого был такой вид, словно ему не хочется там присутствовать.
Опять насчет тех акций…
— Итак, Хэл, — сказал папа. — Нам нужно уладить это дело. Как тебе известно, „Джауэттс“, помимо основного, объединяет ряд второстепенных предприятий. Они связаны с нашим главным бизнесом, я не сторонник создания концернов из разношерстных производств, это лежит вне разумных традиций. Тем не менее мы имеем одно предприятие с главным заводом неподалеку от Эплби, которое является специфическим. Оно производит небольшие фарфоровые изделия для разных отраслей промышленности.
Я заметила удивление на папином лиие, когда дядя Хэл сказал без обиняков:
— Ты говоришь о предприятии „Полфри-фарфор“, полагаю. Кто-нибудь хочет его купить?
Папа сказал, мол, странно, что Хэл откуда-то знает название. Дядя Хэл ответил: нет, не странно, он помнит, как после войны их отец собирался купить эту компанию у человека, который ее основал.
Тогда Роджер изрек в своей фирменной педантичной манере, что если Хэл знает об этой фирме, то все упрощается. Папа явно был не очень уверен на сей счет, и я сквозь шелку заметила у него на лице замкнутое и хмурое выражение, какое всегда возникает, когда ситуация выходит у него из-под контроля.
Дядя Хэл сидел вытянув ноги (а они у него ужасно длинные). Он сидел расслабленно и непринужденно, чувствуя себя как дома, и взгляд у него был абсолютно непроницаемый. Он спросил: для чего они хотят продать это предприятие?
Папа тотчас пустился в цифры и факты, он бывает до ужаса нудный, когда толкует о деньгах. Утверждают, что невозможно быть нудным, когда говоришь о деле, которое любишь больше всего на свете, что для папы означает деньги (даже несмотря на его нынешние сантименты в отношении Евы и Розалинд). Однако это неверно: кому охота слушать, как другой бубнит о ящерицах или почтовых марках, если только сам ими не увлечен?
Дядя Хэл слушал с ленивым видом, и они приуныли. Потом он встрепенулся и перебил папу вопросом:
— Хорошо, тебе нужны деньги от продажи, чтобы вложить в новое оборудование для „Джауэттс“. А кто хочет купить „Полфри-фарфор“? И зачем? И что будет с фабрикой и ее работниками?
— Мы ведем переговоры с мистером Филиппом Шеклтоном, он является главой одной компании на юге, — ответил Роджер. — Они хотели бы развиваться в данном направлении.
— На юге? — переспросил дядя Хэл. — Но завод и те, кто на нем работает, находятся на севере.
Тут пошло какое-то невнятное бормотание со стороны папы и дяди Роджера, но было совершенно ясно, что этот мистер Шеклтон закроет фабрику и перенесет производство куда-нибудь еше.
— Сколько рабочих мест пропадет?
Папа начал наливаться кровью.
— Ради всего святого, Хэл, давай не приплетать сюда весь этот вздор насчет безработицы. Работники квалифицированные, со временем они найдут себе применение.
— Так сколько? Женщины там тоже работают?
— Разумеется, мы не можем трудоустроить каждую женщину, потерявшую рабочее место. В любом случае женщинам положено сидеть дома и заниматься семьями, я ничего не могу поделать насчет женщин. Мы рассчитываем взять на работу мужчин, если станем расширять главное производство. В надлежащее время.
Дядя Хэл играл с ними, и я думаю, они этого не осознавали. Он сумел сделать так, что они разозлились. Вряд ли его волнует бизнес в том или ином смысле.
— Подыщите рабочие места для людей, которые будут выброшены на улицу, для мужчин и для женщин, и тогда я решу, следует ли мне голосовать своими акциями в пользу вашего предложения.
— Было бы гораздо удобнее, — сказал дядя Роджер, — если бы мы договорились о выкупе у тебя твоей доли. Всей целиком. Когда подобная ситуация возникнет снова и потребуется с тобой посоветоваться, ты, несомненно, опять будешь у себя в Америке, то есть вне досягаемости. Ты должен понимать, насколько это усложняет дело, у нас связаны руки. А тебе безразлично, во что вложены твои деньги.
— Где вы возьмете деньги, чтобы выкупить у меня мою долю?
Я-то понимала где, и он — тоже. Но папа и дядя Роджер напустили на себя торжественно-мрачный вид и начали толковать о банках и тому подобном. Ясно, что они хотят использовать для выкупа именно те деньги, которые получат от продажи фирмы „Полфри-фарфор“.
— Я подумаю над вашим предложением, — произнес дядя Хэл. — Пока вы могли бы дать мне знать, во что вы оцениваете мою долю. Тогда я поговорю со своим финансовым консультантом.
Бог ты мой, ну и недоволен же был папа!