Ледяное сердце

Николь двинулась по коридору, ступая теперь гораздо медленнее. Пол, думала она с внезапно подступившей к сердцу разрывающей болью, использует ее слабость против нее. У него нет и тени сомнения, что она сдастся. У него не было сомнений и тогда, когда в далеком прошлом в течение сорока восьми часов он удовлетворял свое любопытство и жажду, чтобы затем покинуть ее.

Бледная и дрожащая, Николь дошла наконец до первого этажа, разрываемая между желанием снова увидеть Пола и сознанием, которое настойчиво требовало от нее держать дистанцию и защищаться. Собрав в кулак волю, она выпрямилась и с гордо поднятой головой вошла в гостиную.

Пол повернулся, и она увидела только его, преображенного, в хорошо сшитом обеденном пиджаке, подчеркивающем могучее телосложение, одаривающего ее теплым взглядом темных глаз. Сердце Николь подпрыгнуло, но она заставила себя успокоиться. Дрожащей рукой она взяла бокал «шерри» с подноса, протянутого служанкой, а Пол обнял ее за талию с неожиданной интимностью.

— Николь, ты? — с сомнением произнес знакомый мужской голос.

При этих словах она оглядела комнату и увидела худощавого высокого мужчину, стоявшего чуть поодаль от Мартина. Николь побледнела. Эндрю! Его лицо тоже выдавало смущение от ее внезапного появления в семейной гостиной. Ужас объял Николь. В этот момент она осознала, в какой опасности находится, и, надеясь справиться с охватившим ее страхом, постаралась предположить, какую цену заломит сейчас Эндрю за признание отцовства Джима. Когда Эндрю раньше объявил об этом, он, несомненно, рассчитывал, что Николь предпочтет сделать аборт. Он вряд ли мог предположить, что его собственная ложь будет преследовать его. Знал ли Эндрю, что она родила и этот ребенок, которого и Мартин и Пол считают его сыном, спит сейчас наверху?

— Кто-нибудь из вас мог бы сказать мне, что Николь вернулась. — Эндрю выглядел испуганно, но принудил себя улыбнуться.

— Рождество — пора воссоединения, — мягко заметил Мартин.

— Обед с нами обоими? — натянуто продолжил Эндрю. — Что-то здесь изменилось, о чем я должен знать.

— Безусловно, Пол держит Николь на коротком поводке по причине, лучше известной ему. — Дед бросил насмешливый взгляд в их сторону.

Николь покраснела и отстранилась от Пола, из-за двери снова раздался звук гонга.

Эндрю, насупившись, посмотрел на Николь.

— Ты здесь с Полом? Николь подавленно усмехнулась.

— Боже мой, ты шутишь? Пол и я? — сказала она с явно преувеличенным отрицанием.

Секундой позже Николь воровски взглянула на Пола, но лучше бы она этого не делала. Пол ответил ей такой натянутой улыбкой, которая заставила ее желудок сжаться в судороге. Ей стало холодно.

— Пойдемте обедать, пока прислуга не разволновалась, — объявил Мартин, казалось безучастный к происходящему в гостиной.

Эндрю рванулся вперед и встал рядом с Николь, видя, что она выходит из комнаты.

— Что за черт, что здесь происходит? — шепнул он почти неслышно одними уголками рта.

Николь проигнорировала его вопрос. Отвращение и горечь охватили ее: Эндрю, ревновавший ее к Полу! Лучше бы он молчал в свое время. А что же Пол, почему не предупредил о том, что Эндрю здесь? Или его настойчиво повторенное предложение остаться наверху и было вызвано появлением его двоюродного брата?

Обед был подан в мрачной обитой дубом столовой. Несмотря на то что Николь сосредоточила все внимание на мужчинах, она заметила, что число прислуги в доме значительно увеличилось. До ее отъезда из имения отец обслуживал трапезы при содействии помощника повара. Сейчас он стоял у стола, надменно хмурясь и поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, словно дирижируя всем представлением как церемониймейстер.

Николь пропустила первое блюдо и выпила лишь два бокала вина, ожидая, когда упадет меч возмездия. Эндрю бросал на нее любопытные взгляды, но в основном был занят длинным рассказом о своей работе служащего по рекламе в Париже, изо всех сил пытаясь создать о себе впечатление как о человеке, сделавшем ошеломляюще успешную карьеру.

С видимой учтивостью Пол задал Эндрю несколько ничего не значащих вопросов. Ответы Эндрю на них выглядели хвастливыми, самодовольными и пустыми. Мартин реагировал на этот поток информации обычным кивком. Правда, было не ясно, одобряет ли он внука.

— Правда, сейчас я рассматриваю вопрос о переезде в Торонто, — сообщил Эндрю с улыбкой, когда подали второе блюдо. — Невозможно передать, до чего хорошо снова оказаться дома, дедушка. Я смотрю, тут тоже есть кое-какие изменения.

— Может, даже их больше, чем ты себе представляешь, — заметил дед.

— Старое местечко нуждалось в кое-каком обновлении. Если хочешь, Пол, давай прогуляемся после обеда и ты покажешь мне, что сделано, — снисходительным тоном произнес Эндрю.

— Я думаю, ты будешь весьма удручен, — сухо проговорил Пол. Его сильное смуглое лицо казалось вылитым из стали.

— Если есть что-то, чему меня научила жизнь за границей, то это необходимость ценить собственный дом.

— Боюсь, слишком поздно, Эндрю, — как-то уныло сказал Мартин. — Два года назад я продал дом, двор и замок Полу.