Читаем Ледяное сердце полностью

Я зашла во двор, поставила мелкую на землю, напротив себя, и сказала:



– Значит так, один бросает сигарету, второй перестает мельтешить, а третий прекращает бубнить, как бабка старая. И ещё знакомимся – это Маша, – я показала на ребенка. – А вот это, Маш, как я сказала, идиоты.



Минут пять стояла мёртвая тишина, а потом кто-то из гениев сказал:



– Ты, когда ребенка сделать успела? Правильно говорят в тихом омуте, черти самые шумные.



Я посмотрела на ребенка, ребенок на меня.



– Идиот, – сказали мы одновременно. Маша произнесла, как ни в чем не бывало. Ребёнок у меня меньше часа, а я её ругаться учу. Фиговый из меня воспитатель.



– Уста младенца глаголют истину, – просто произнесла я. Посмотрела на бабушку, она то сразу всё поняла. Что будет дальше, я не знаю, знаю только, что предстоит очень серьезный разговор, а Машка тем временем подошла к Тохе и начала дергать его за штанину джинс, как бы говоря: «Возьми меня на руки». Антон смотрел на меня растерянно, не зная, чего она хочет.



– На руки её возьми. Она не отстанет, ты ей понравился.



Всё, конец моей спокойной и размеренной жизни, а завтра или сегодня еще в школу идти. Просто прелесть.



Глава 4



– Я вас ненавижу, – в который раз я повторяла эти слова соседней камере. – Как я могла связаться с идиотами? Выйдем, больше не подходите ко мне, никогда!


– Кать, никто же не пострадал…


– Арсений, мы сидим в обезьяннике. И ты утверждаешь, что никто не пострадал?! Ладно, вы трое придурков, вам всё до фонаря, а мне вот не всё равно.


– Зато весело…


– Заткнись, смертник! – оказывается, что в тихом омуте действительно черти водятся, и Лилит только подтвердила эту теорию.



Вот мне интересно, как я, которая выходит из дома только в школу и магазин, могла загреметь в обезьянник за дебоширство? Я всегда считала, что однажды это я приду сюда за Антоном и буду злорадствовать, а все оказалось наоборот. Как я могла докатиться до обезьянника с обезьянами, в лице своих одноклассников и одиннадцатого класса? Этим вопросом я задаюсь последний час.



Я подошла к Лилит и села на какое-то жалкое подобие скамейки рядом с ней, откинула голову назад, закрыла глаза и начала вспоминать этот чёртов день, который начался, как обычно.




***




После похищения прошло шесть дней. Жизнь пошла своим обычным ходом. Утро, школа, дом, готовка, уборка, уроки, сон. Машка осталась жить с нами, бабушка сказала, что она совсем разберется, я ей очень за это благодарна. Было только два вопроса: «Где она будет спать?» и «Кто будет с ней сидеть?» Ответы нашлись быстро. Раз её привела я, то и спать первое время она будет со мной, а сидеть с ней будет Анька, так как ей нужна «практика», конечно, ей я ничего не сказала, просто привела ребенка.



«- Ань, можно?» – я постучала в дверь медкабинета и заглянула.


– Кать? Заходи. Ты просто или с чем-то? – я зашла с Машей в кабинет, а Анька стояла к нам спиной, надевая белый халат.


– Ань, у меня просьба.


– У тебя?! Кто ты и что ты сделала с моей любимой Катей? – вопрос был очень уместен, ведь я вообще редко с кем разговаривала, а тут и домой к ним пришла, и просьба у меня. У меня бы была такая же реакция.


– С ребенком посидишь? Я заберу её после уроков. Просто все либо учатся, либо на работе, а ты говорила, что тут скучно, вот я и подумала, что ты будешь не против, – в тот момент, когда я спросила про ребёнка, она делала себе хвост и остановилась, осторожно повернулась и начала смотреть то на меня, то на Машу. Она очень любила детей, поэтому её реакция не заставила долго ждать.


– Господи, Кать, что это за маленькое чудо? – Аня подлетела к нам и подхватила Машу, беря её на руки. Машка такого напора испугалась и начала сползать на твёрдую землю, но Аня её не пустила.


– Маша, моя младшая сестра, посидишь?


– Спрашиваешь ещё, посижу и не отдам потом. Стоп. Сестра? Я думала у тебя только брат.


– Антон сводный, а она и ещё один индивид родные.


– Я чего-то не знаю? – она подозрительно на меня посмотрела. Я ничего не рассказывала про свою семью.


– Много чего, я потом расскажу.


– Ладно. А давай мы сейчас Артёма до сердечного приступа доведём? – она обращалась уже не ко мне, а к Маше. Прости меня, Артём.



Аня вышла вместе с сестрой и пошла в сторону спортзала. Я поспешила за ней, неужели я бы пропустила такое шоу? Да не в жизни.



– Тёмочка, это твоё ближайшее будущее. Да, Машенька?



Я зашла как раз в тот момент, когда Тёма белый, как стена, начал сползать по стене, на скамейку, дышал он, кажется, через раз, а глаза были на выкате.



– Довели? Молодцы. У меня урок скоро начнётся. Маш, иди сюда, – было видно, что Аня выпустила её из рук не хотя, мелкая подошла ко мне, а я села на корточки.


– Маш, смотри тетю, зовут Аня, а дядю Артём, они за тобой будут присматривать, хорошо?


– Они не идиоты? – я не смогла скрыть улыбку, а Артём и Аня посмотрели на меня, как на умственно отсталую.


– Нет, Маш, они не идиоты. Они хорошие и добрые. Веди себя хорошо, ладно?


– Ладно, – она подошла к Артёму, внимательно на него посмотрела и выдала. – Ты стланный, но это ничего, исплавим.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века