Читаем Ледяное сердце полностью

– Я вас ненавижу! – вновь крикнула на всё отделение я, и мне ответили хором, и не только три дебила.


– Знаем!


– Старые раны, ничего страшного, – уже ответила я Лилит.


– Уверена?



Я лишь кивнула, а, что еще оставалось? На самом деле руки ужасно болели, а в некоторых местах до сих пор шла кровь.



– Серебрякова, встать! – я подчинилась, даже подошла к решетке и увидела мужчину лет сорока, с бородой и строгим взглядом. Класс, ещё и его смена, жизнь прекрасна.


– Здрасте, дядь Петь.


– Здрасте, дядь Петь?! И это всё, что ты можешь сказать?! Катя, я ожидал когда-нибудь увидеть за решеткой Антона, но никак не тебя. Что ты творишь?!



Хороший вопрос. Мне вот самой интересно, что же я творю? В принципе-то ничего, просто решила помочь однокласснику.



– Сижу за решеткой. Не видно, что ли?


– Видел бы тебя сейчас отец. Не думаю, что ему это понравилось бы…



Что?! Сколько можно? Второй день подряд. Нет, я, конечно, редко использую эмоции, но это перебор даже для меня. У человека есть определенный период, когда он терпит, молчит, ничего не делает, а есть, когда все надоедает, когда чаша терпения переворачивается, когда нервы сдают, и хочется высказаться.



– Да сколько можно?! Отцу бы не понравилось, матери бы не понравилось. Надоело! Значит, когда я волосы крашу во все цвета радуги, никто мне слова не говорит, и это всем нравится и всех всё устраивает, а, когда в обезьянник загремела, нет. Нет, я понимаю, что это сравнение не очень, но, чёрт, это так. Надо было оставаться связанной в подвале.


– Ты это о чём? – дядю я уже не слышала. Меня понесло и далеко не в то русло.


– И вообще, всем было лучше, если бы про меня вообще не узнавали. Все были бы счастливы и рады. Родители бы были до сих пор живы. Чего ты замолчал-то?! Выскажись, какая я плохая. Антон вон высказал всеобщее мнение. Твоя очередь. Чего молчать-то? И так одиннадцать лет молчали все!



Я замолчала из-за того, что воздух в легких закончился. Во время тирады я непроизвольно начала ходить туда-сюда и сжимать руки в кулаки. В итоге я опять сидела рядом с Лилит и разглядывала свои руки, который уже были практически все в крови.



– У тебя кровь, – осторожно произнесла Лилит.


– Спасибо, за наблюдательность, – как-то слишком резко и грубо произнесла я. Она-то ни в чем не виновата.


– Эй, а я-то тут причем?


– Прости, я не хотела, нервы, – сбивчиво, но уже нормальным голосом произнесла я.


– Кать, иди за мной, – опять этот властный голос, который хочет, чтобы ему подчинялись.


– Не хочу. Мне и тут хорошо, – если сейчас пойти за ним, то будут допросы, а я этого хочу меньше всего. Нельзя же язык держать за зубами. Чёрт. Дура.


– Не будь ребёнком, Екатерина!


– Когда я им была? – прошептала я, но в полной тишине и маленькой камере все было прекрасно слышно.


– Кать, пойдём, – уже более мягким голосом произнёс он.



Не отстанет. Плевать. Просто буду молчать и всё. Пусть хоть свои навыки применяет. Я встала и пошла за ним. Какая теперь разница? Мы зашли в его кабинет. Я села на стул, не обращая никакого внимания на интерьер, мне просто хотелось домой, хотелось запереться в комнате. Последнюю неделю у меня только это чувство и осталось.



– Ну, и, что наговорил Антон, выражая всеобщее мнение?



Я молчала. Просто смотрела на кровавые руки.



– Хорошо, что произошло? Что у тебя с руками? Не думаю, что в той драке ты смогла получить такие «ранения».



Результат тот же. Не хочу думать, не хочу делиться, не хочу доверять. Мое правило трех «Д».



– Кать, скажи хоть что-то.


– Хочу домой. Просто хочу домой. Отпусти нас, пожалуйста. И не звони в школу и родителям. А то директор мечтает меня вышвырнуть из школы при любом удобном случае, а ребята не такие плохие.


– Хорошо, – я удивленно на него посмотрела. Вот так просто. Заметив моё удивление, он пояснил, – Ты первый раз просишь за кого-то. Да, и вообще просишь хоть что-то. Я отпущу вас, и не буду обзванивать родителей и школу. Только скажи, кому звонить не надо.


– Я фамилии не знаю, только имена. Лилит, Петр, Арсений и Денис.


– Ладно, всё равно из тебя я большего не добьюсь, иди, вымой руки и домой дуй.


– Спасибо.


– Удивительно, что происходит? Какая популяция бабочек вымерла?



Я закатила глаза и пошла в туалет, отмывать кровь. Дядь Петя – старший брат папы. Работает в полиции, какая-то шишка, я никогда не вдавалась в эти подробности. Сам по себе он добрый и милый, но не женат и детей у него нет. Все шутили раньше, что он женат на собственной работе. Просто иногда он забывается и начинает вести себя, будто допрашивает какого-нибудь преступника или рявкнет так, что хочется забиться в угол и сидеть там. Только из-за него никто не знает, что произошло в той аварии, десять лет назад.



Руки я более или менее отмыла, забрала телефон с наушниками, которые очень мило у нас всех забрали, и вышла из здания. Прохладный воздух ударил в лицо. Начала осматриваться и на мо` удивление вся наша «компашка» стояла возле ступенек и что-то бурно обсуждала.



– Вы чего домой не пошли?


– Тебя ждём. Все вместе влипли, все вместе и будет объяснять это директору в понедельник.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века