Читаем Ледяное сердце полностью

– Какого чёрта, не знаю, а время около 9:20. Сейчас же уже не спите.


– Естественно, ты чуть дверь не выбила!


– Я? Ты посмотри на меня и докажи это.


– Что с тобой? С каких пор ты дерзишь и препираешься? Что происходит, Кать?



Хорошие вопросы. И правда, с каких пор? Никогда такого не было, даже, когда меня выводили из себя, я привыкла держать эмоции и язык на замке. Обезьянник так меняет людей или соглашение встречаться с Андреем?



– Не знаю. Нет, честно, без понятия. Может просто я никогда ни с кем не разговаривала, поэтому никто и не знает, как я могу разговаривать?


– Возможно.


– Всё возможно в этом бренном мире.


– Что?



Я ему не ответила, а только пошла по тому же маршруту, что и в первый раз. Зайдя в комнату, я увидела Аню, смотрящую телевизор.



– Доброе утро. Прости, что рано, просто дело срочное.



Хотя, какое у них теперь доброе утро? Всё-таки мозги после обезьянника у меня переклинили основательно, всё не просто плохо, всё ужасно.



– Оно уже не доброе. Добрым оно было бы часов так в двенадцать, а лучше в час.


– А, если я объясню и расскажу тебе, как провела ночь?


– Спала? – да уж, капец. Анна злиться, а это ничего хорошего не предвещает.


– Не совсем. Заглянула к дядь Пете.


– Кому? – блин, я же ничего про родственников ей не рассказывала.


– Ты должна знать Серебрякова Петра Антоновича. Шишку в органах.



Кажется, я её заинтересовала, она взяла пульт и выключила телевизор, но не повернулась.



– Слышала. О нём слышали все. Он твой дядя?


– Старший брат отца.


– Ну и, что интересного в том, что ты к нему заглянула? Вы же родственники, ничего удивительного.


– Не в наручниках же и не за решёткой.



Всё. Этот раунд я выиграла, Аня повернулась ко мне и посмотрела, как на ума лишённую, на что я лишь пожала плечами. Она может быть властной, эгоистичной иногда, злой, но, если заинтересовать её чем-то сверхинтересным или удивительным, то всё, её внимание обращено только к тебе. Наверное, из-за этого мы и начали общаться, я всегда чудила каждый раз что-то новенькое и удивительное.



– Ты была за решеткой?


– Крикни это на весь дом ещё, чтобы меня точно из школы поперли.


– Садись и рассказывай, тогда я прощу тебя за то, что разбудила в выходной день. Только за Тёму я не ручаюсь, он долго беситься может.


– Знаю.


– А теперь быстро села.



В такие моменты я чувствовала себя собачкой, которая нашкодила и её отчитывает хозяин. Но, не смотря на это, я села рядом с ней на диван и рассказала, и про Арсения, и про Лилит, и даже про Андрея. Если сначала она была удивлена, ошарашена, то под конец моего рассказа она выдала:



– Я ему голову оторву. Кабелю такому.


– Какому кабелю ты голову оторвать собираешься? – в комнату вошел Артём, уже причесанный, умытый и одетый в джинсы.


– Ты представляешь, что эта скотина, который Волков, сделал?!


– Я весь во внимании, – Тёма сказал это таким скучающим голосом, что сложилось впечатление, будто ему говорят про Волкова каждый день, но это было только потому, что он на меня злился и пытался показать, что ему фиолетово на всю ситуацию. Но я-то знаю, что будет, когда он узнает. Будет всё очень плохо и печально.


– Нет! – только и успела сказать я перед тем, как Аня начала рассказывать про условия нашего встречания с Волковым. С каждым её словом я сползала всё ниже и ниже. В итоге я сидела на полу и закрывала руками уши.


– Что, прости? Может, я еще сплю? Или просто ослышался? – спокойным голосом произнёс он, но было слышно, что он готов что-нибудь сломать.


– Ой, чёрт, Артём, я ничего не говорила, а ты ничего не слышал.


– Не-а, Анечка, я все слышал, я не глухой.



Я сидела и смотрела на интереснейший узор на ковре, но также я прекрасно слышала, что Артём подошёл ко мне слишком близко и сел на диван.



– Ну?


– Что, «ну»? Интересный у вас узор на ковре, мне очень нравится, где покупали? – я не понимала, что несу, просто говорила, то, что первое приходило в голову.


– Ты мне зубы не заговаривай тут.


– И не начинала. Просто узор действительно очень красивый.


– Серебрякова! Ты либо мне сейчас объясняешь, что произошло и говоришь хотя бы одну весомую причину, почему я должен остаться дома, а не сидеть уже на мотоцикле и ехать, либо заткнись и сиди тут. Все ясно?!


– Да.


– Я повторюсь. Ну?



Я посмотрела на Аню, она сидела, зажав рот рукой, и смотрела на меня извиняющимся взглядом. И что она мне теперь прикажет делать?



– Если ты не останешься дома, то тебя вышвырнут из школы и меня заодно.


– Значит, причин нет. Отлично, – он уже собрался встать, чтобы идти одеваться, но его остановил внезапный телефонный звонок. Вот только телефон звонил не у него и не у Ани, а у меня в кармане. Я достала сотовый и, несмотря на экран, ответила на звонок.


– Чего надо?


– А что так грубо? Где «Привет, милый»? Но ладно, потом разберёмся. Ты где шляешься?



Это было неожиданно, очень даже неожиданно. Я убрала от уха телефон и посмотрела на экран, на нём было написано «Мудачино». Номер меня заставила записать бабушка, мало ли что может случиться, а вчера, после того как он ушёл, я его переименовала из «Квартирант» в «Мудачино». Мудак и в Африке Мудак. Я вновь приложила телефон к уху.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века