К вечеру замок совсем опустел. Ирта с отрядом уехал, не видно было ни Эйгера, ни Дитамара, ни мэтра Альда. Кайя бродила потерянная по верхним галереям, прислушиваясь к камням, к замку, к деревьям и птицам. Но камни молчали, не отвечая на её вопросы.
А может, она просто задаёт не те вопросы?
Вернее, задаёт их не там…
Она вспомнила веер с рубином и комнату, той женщины. Вот где нужно спрашивать!
Солнце опускалось к горизонту, касаясь багровым диском макушек елей, и заливая вечерним теплом западную стену. Кайя не стала спускаться за ключами — слишком долго! Она направилась к воротам в восточную башню и перебралась по подоконнику, как в прошлый раз, цепляясь за дикий виноград, и пошла знакомым путём. Галерея, мост, ещё одна галерея, двери, бальная зала…
В витражные окна наверху, с западной стороны, светило заходящее солнце, рассыпаясь по полу мириадами разноцветных пятен.
Кайя остановилась в центре залы, закрыла глаза, воскрешая в памяти то, что видела в картинах прошлого много лет назад.
И коснулась крыльями стен.
Расскажи мне…
И замок откликнулся.
Корзины с цветами, запах роз и благовоний, на маленьких кушетках сидят нарядные дамы, музыка льётся откуда-то сверху…
Дотронулась до перил, поднимаясь по лестнице.
Кружатся пары. Дитамар и женщина алом платье, только лиц не разглядеть. Всё размыто…
Поднялась выше.
И снова танец, теперь уже Эйгер и женщина в алом, и снова не видно лиц. Собирается гроза.
Прошла галерею.
Разговор.
Мэтр Альд и эфе Абрейл говорят негромко, наблюдая за танцующими сквозь дверной проём.
— Разве Дитамар сможет? — сомнение в голосе Хранителя.
— Дитамар гибкий, он справляется с любой силой, а Эйверу ещё нужно время, я боюсь передавать ему Источник прямо сейчас. Эйвер слишком упрям, он не гибок…
— Он твёрд, как камень. Он настоящий Ибекс, — отвчает Хранитель.
— Я обещал это Мелинде… Ты же знаешь, как она любила Дитамара.
— Но, может, подождать ещё?
— Я устал, а ночь Ha'abhaen'e лучшее время в году…
Кайя прошла дальше. В спальню.
Неясные фигуры. Горячий шёпот.
— Мы сможем править миром — ты и я. Это даст нам небывалую силу, — шепчет женщина исступлённо и страстно. — Я люблю тебя!
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — голос Дитамара.
— Убеди своего брата отказаться от места верховного джарта…
Кайя дотронулась до ручки веера…
Ладонь в перчатке гладит шею Эйгера.
— Я люблю тебя, — шепчет женщина на ухо.
— Я всё для тебя сделаю. Уйдём отсюда?
— Да… но прежде, я бы хотела… покажи мне Ледяное сердце?
А дальше дождь, раскаты грома, каблуки стучат по винтовой лестнице, и эта лестница ей знакома — та самая, что в Южной башне. Массивные двери, с резьбой с металлическими накладками, очень старые, с узором в виде круга прайдов. Зал с куполом, каменный стол. На витых ножках, украшенных золотыми цветами и листьями, две больших чаши, рядом ещё две — поменьше. Белый песок на полу.
Она же была здесь! Белая лента…
Но женщина в алом смеётся, бежит дальше через зал, держа кого-то за руку, к дверям напротив, тем, что уходят в тёмные недра горы. И дальше по коридору, вниз по ступеням. С потолка спускаются светящиеся нити и отбрасывают на стены уродливые горбатые тени. И в глубине горы большой грот, в центре которого сияет, переливаясь из белого в ультрамарин, огромный камень. Родовой камень прайда Ибекс.
Ледяное сердце.
— Не трогай! Он может убить тебя!
— Но я же с тобой…
И женщина в алом держит за руку Эйгера, смеётся и кладёт ладонь на камень.
— А ты любопытна. И упряма. Это тебя и погубит.
Кайя вздрогнула, вырвавшись из плена далёких воспоминаний, и обернулась. В дверях, прислонившись к косяку, стоял Дитамар, сжимая в руке изогнутый тонкий кхандгар, отливающий чернотой. В наступающих сумерках его глаза были совсем жёлтыми и блестели. Он шагнул ей навстречу, улыбаясь странной улыбкой, от которой у Кайи мурашки пошли по коже.
— Хочешь знать правду, да? Ищешь нам оправданий? Зря ты сюда пришла…
Он шёл, слегка пошатываясь, будто был пьян, и Кайя отступила назад, к террасе. Глаза Дитамара горели каким-то безумием, зрачки медленно наливались красным, и рука, сжимавшая кинжал, дрожала.
— Правда в том, что она вырвала моё сердце, — он дотронулся рукой до веера и посмотрел на Кайю с прищуром, — и теперь я всё время должен заполнять эту пустоту чужими сердцами.
Глава 24. И всё тайное…
Кайя отступала медленно, обходя большую кровать. Нащупывая ногой ступеньку, шагнула на террасу, держась осторожно за прохладную поверхность перил.
Солнце село, но серые сумерки разбавляла призрачным светом встающая из-за горизонта луна. Огромная. Яркая.
Сегодня она уже стала полной и, наливаясь янтарём, сияла почти, как глаза Дитамара. И на террасе стало светло как днём.
Полнолуние.
Зверь всегда приходил в полнолуние.
«…и теперь я всё время должен заполнять эту пустоту чужими сердцами».
О Боги! Какая же она была дура!
Дитамар это и есть Зверь! И то, что она оказалась с ним наедине в этой комнате и при этой луне, не предвещало ничего хорошего.
Эйгер? Где ты?
Позвала она мысленно. Ноги похолодели. Вспомнился Брох, разорванные тела лавочников, кровь, много крови…
Эйгер! Помоги!