– Я так страшен, и поэтому всякий раз, когда ты обращаешься ко мне, то начинаешь дрожать, как осиновый лист? Скажи, я действительно, так ужасен?
Он повернулся к ней – тёмное пятно на фоне восходящей луны.
Ей так трудно, потому что она не видит его лица, как будто она слепа. Не понимает, о чём он думает. Улыбается или хмурится. И эта маска… она пугает её даже больше, чем то, что под ней. Уж лучше бы она увидела его лицо, каким бы оно ни было ужасным.
– Я не знаю…
– Не знаешь? – он усмехнулся. – И как это понимать? Ты боишься, я же вижу, не лги мне, Кайя.
Она набрала воздуха в лёгкие. Лучше сказать правду. Пусть он накричит на неё, зато хотя бы не догадается о том, куда она ходила.
– Иногда, ми… джарт Эйгер, вы… то есть, ты… меня пугаете. Когда кричите или требуете… требуешь, чтобы я говорила правду или… не важно. Когда злитесь… злишься на меня. А иногда, нет, когда… говоришь с Иртой, например.
– Хорошая попытка перейти на «ты»! Но я понял, – он усмехнулся, а затем ответил серьёзно: – Иногда я бываю не сдержан и груб, но это не потому, что я хочу тебя обидеть. И я не злюсь на тебя, если ты так думаешь. Просто я такой. Я уже давно такой. Все привыкли.
Она сделала полшага назад, и тоже прислонилась к перилам.
– Я ждал тебя. Хотел с тобой поговорить, наедине… в подходящей обстановке, – произнёс он негромко.
И слова эти пугали.
Слишком уж серьёзным был его голос. Слишком странной эта встреча. И эта темнота заставляла думать всякое. Кайя прижалась к перилам, пытаясь унять сердцебиение.
– Знаешь, я не люблю ложь. Не люблю, когда мне врут. Но ещё больше не люблю врать сам. И я мог бы тебе, конечно, солгать, и попытаться добиться того, что мне нужно, как Дитамар, ложью или лестью. Но я не Дитамар. Так что, наверное, сначала это будет просьба…
Он говорил медленно, даже осторожно, взвешивая каждое слово.
– …Но если ты не согласишься, а мне бы хотелось, чтобы ты согласилась… Так вот, если нет, то, наверное, мне придётся тебя заставить, подчинив своей воле. И я это могу. Но я всё-таки хотел бы, чтобы ты поняла, почему я это прошу, и сделала добровольно. Потому что мы оба заложники ситуации, хотя это и звучит глупо.
Кайя слушала, и сердце её билось в ушах набатом.
– И что вы… ты… хотел попросить? – она запнулась дважды.
Ей показалось, он вздохнул.
– Я жду важных гостей. Из прайда Тур. В честь которых Ибексы устраивают приём. Скоро. Будет праздник, бал, видимо. И мне нужно, чтобы на этом приёме ты сыграла определённую роль.
– Роль? – она выдохнула с облегчением. – Какую роль?
– Мне нужен союз с Турами. Военный союз. Направленный, как ты понимаешь, против твоего отца и… королевы. Но Туры – торговцы. В любом союзе ищут выгоду и присоединяются всегда только к сильной стороне. И они хотели, зная, что нас ждёт, получить от Лааре кусок пожирнее. Но своим появлением здесь ты спутала их планы. Их гонец, Нэйдар, когда был здесь, видел тебя. И мы сначала не придали этому значения, пока Ирта не рассказал, что их гонец тебя узнал.
– Он меня просто перепутал.
– Да, перепутал… с твоей матерью. И это в корне меняет дело. Ты знаешь, кем была твоя мать?
– Кроме того, что была ведой? Нет.
– И я тоже не знал сначала. Но Дитамар выяснил это у Туров. Она была не просто ведой, а Хранительницей Древа. Как я в прайде Ибекс – верховный джарт, так и она в своём прайде была старшей. Гонец Туров потому тебя и узнал, думал, что ты – это она, а он её знал когда-то. Сказал, что ты похожа на неё, как две капли воды. А вот Дитамар, которому врать, как с горы катиться, не растерялся. Он вообще мастер махровой лжи, и сказал Турам, что прайд твоей матери жив и поддерживает нас, хотя о нём давно ничего и не было слышно. А ты посланница от прайда, дочь самой Рии Миларды. И после этого Туры переменились, пообещали нас поддержать. Для этого они и приезжают. Для переговоров. И план таков, что они должны увидеть тебя и поверить в ложь Дитамара. Вот поэтому мы и устраиваем праздник, как сказал мой брат: «Блеф – это блеф». И я понимаю, что для тебя помочь мне в этом деле, значит помочь врагам своего отца. Но мы в отчаянном положении, не буду скрывать – без союза с Турами следующая весна будет для нас последней.
Эйгер замолчал, глядя в темноту. А Кайя смотрела на него и думала о том, что сказал Дарри.
Луна отделилась от горы, и на фоне её жёлтого света отчётливо проступал силуэт Эйгера – большой, горбатый и чёрный.