Наконец он почувствовал, что Ренн рядом, и, посмотрев вниз, улыбнулся краешком губ, так чтобы корка на порезе не треснула.
После его пленения они впервые оказались наедине. Торак быстро, как лесная куница, слез с ели, скинул с плеча туес и притянул Ренн к себе.
– Осторожнее, мой лук! – вскрикнула Ренн и счастливо рассмеялась.
Торак с преувеличенной осторожностью снял с плеча Ренн лук, потом колчан, повесил их на ближайшую ветку и снова притянул ее к себе.
От него пахло дымом и волком, Ренн могла почувствовать его вкус – вкус меда.
– Черная сеть, – сказала Ренн, когда наконец смогла дышать. – Ее больше нет, так ведь?
– Откуда ты знаешь?
– Твои глаза. Зеленые крапинки вернулись. Я по ним соскучилась… И по тебе… – Ренн запнулась. – В ночь после обряда ты говорил, но я ничего не смогла понять.
– И что я говорил?
– Без конца просил, чтобы я выкопала тебя и посадила на склоне. Потом я наконец поняла, что твоя душа блуждает в проростке тиса, который мы нашли среди камней.
– И ты сделала, как я сказал? Ты пересадила проросток?
Ренн кивнула:
– Я попросила Йакима, и он это сделал. Но зачем? Ты так говорил, как будто это очень важно.
– Не знаю, ничего не помню.
Ренн передернуло.
– Мне жутко, когда твои души блуждают в деревьях. Страшно, что ты уйдешь и не вернешься. Больше никогда так не делай.
Торак убрал выбившуюся прядь волос за ухо Ренн и поцеловал ее в родинку возле уголка рта.
– Я всегда буду к тебе возвращаться.
Но это был не тот ответ, который хотела услышать Ренн. Она понимала, что есть вещи, о которых он не хочет говорить. А еще ей хотелось узнать, видит ли он наконец зеленый цвет. Но в тот миг она решила об этом не спрашивать. Ей хотелось быть с Тораком, как до удара Звезды-Молнии, просто вдыхать его запах и смотреть на улыбающееся лицо.
Торак провел пальцем по засохшему порезу на щеке:
– Шрам останется о-го-го какой. Ты не против?
– Конечно нет, ведь он – часть тебя.
Потом они молча наблюдали за черным дятлом, который принялся клевать застрявшую в стволе ели шишку. Дятел, почувствовав их взгляд, затрещал: «Кик-кик-кик!» – и улетел.
– Надо собрать побольше меда, – сказал Торак.
Ренн сделала еще один факел – обмотала березовой корой ветку – и передала его Тораку. Он снова забрался на ель и вытащил из пчелиного гнезда соты, но только треть, две оставил пчелам.
Потом они поблагодарили пчел, и Торак, отломав кусок от сот, воткнул его между ветками как подношение Лесу, а Ренн отломила свой кусок и оставила его хранителям племени.
Рек с Рипом тем временем играли – запрыгивали на снежный занос, скользили вниз, вспархивали наверх и снова соскальзывали.
Торак отломал большой кусок от сот и оставил возле ствола ели на случай, если медведь вдруг окажется поблизости.
– Он мог и не найти новую берлогу, так что наверняка голодный.
Ренн искренне удивилась:
– То есть ты примирился с медведями? Что изменилось?
Торак ответил не сразу:
– Потом расскажу. Но думаю, теперь, когда я вспоминаю отца, это уже не так, как прошлой ночью. Теперь я буду помнить его таким, каким он был до всего этого.
Они жевали медовые соты, Ренн всасывала чудесную сладость и сплевывала воск в мешочек со снадобьями, а Торак, как всегда, ничего не сплевывая, глотал и мед, и воск.
На Лес опустились сумерки, но Ренн не чувствовала приближения демонов. Вороны стряхнули с перьев снег и полетели устраиваться на ночлег.
Где-то вдалеке завыл Волк, и, еще до того как Торак завыл в ответ, ему ответил другой.
Торак удивленно приподнял брови:
– Похоже на волка, который потерял стаю. Странно.
Но Волк вроде был спокоен, и Торак решил, что друг сам со всем разберется.
Возвращаться в лагерь не хотелось, и они устроили уютное лежбище в снежном заносе. Улеглись рядом и смотрели на постепенно появляющиеся в небе звезды, а небо тем временем меняло цвет от бледно-фиолетового до темно-синего.
Скоро должна была взойти новая луна Белой Куропатки. Ренн смотрела на пересекавшую небосвод широкую полосу звезд. Это были следы снегоступов Первой Воронихи, которые она оставила, после того как украла солнце.
Но Первого Дерева она не видела, и от этого больно покалывало сердце.
Торак крепко обнял ее одной рукой:
– Когда ты совершала обряд… В жизни не видел, чтобы кто-нибудь так пускал стрелы. Ты была прекрасна.
Ренн поежилась:
– Мне было так худо, когда я оставила тебя на снегу. Понимаешь?
– Ренн, никто, кроме тебя, не смог бы так пускать стрелы.
– Какая разница, если…
Ренн осеклась, они думали об одном и том же, но никто не хотел произносить это вслух.
Что, если обряд не сработал?
Глава 30
Фин-Кединн попросил Торака пойти вместе с ним в Мертвые Земли и прихватить с собой сачки и садки из березовой коры.
– Почему нельзя пойти рыбачить в каком-нибудь месте поближе к лагерю? – попытался возразить Торак.
– Потому, – коротко ответил приемный отец.
Пока Торака с Ренн не было в лагере, Гувач, охотник из племени Благородного Оленя, сходил к Вороньей Воде и, вернувшись, сказал Фин-Кединну, что Лес к югу от Щита не сгорел.