Ледяной клад. Журавли улетают на юг

— Стоп! — заорал Михаил. — Вот не знал я. Выходит, ты без головы, Макся?

— Ну… я же в переносном смысле… я имел в виду — общая… Понимаешь, мысль общая, единая. Как, будем думать?

— Думать, Макся, всегда нужно. Полезно.

И теперь, в сотый раз любуясь багровой, с синеватым отливом, блестящей кожей на больной руке, Максим тоже, наверно, в сотый раз, завел свой разговор:

— Давай все-таки думать, Мишка. А?

Михаил, как солдатиков, расставил патроны. Сперва в одну шеренгу, потом перестроил, так сказать, повзводно: мелкую дробь, крупную дробь, картечь, жаканы.

Он не спешил отвечать, но по лицу его было видно, что разговор этот вообще ему нравится и только, может быть, жаль — не сам Михаил его начинает.

— Думать… Не думать, Макся, а все заново взвешивать, — наконец медленно проговорил он и втолкнул последний жакан в последний патрон. Думано было, брат, еще когда мы с тобой комсомольские путевки получали. Не такая разве и тогда уже была у нас с тобой «общая мысль» — работать там, где интересней и где труднее?

— Раньше всего, где нужнее, — добавил Максим.

— Надо слушать. С этого я и начал — где нужнее. Стало быть, все уже было думано? Было! А взвешивать, согласен, давай. На весах у нас Ингут и сам рейд Читаутский. Начинаем. Первое: где интересней?

— Для меня — на рейде, — без колебаний сказал Максим.

Михаил поутюжил пальцами свой длинный нос, подергал его за кончик, словно проверяя — нельзя ли вытянуть еще немного.

— Ну-у… Это, брат, называется чистой эмпирикой. Я — за движения души, но все-таки чтобы и не против логики. Поэтому выкладывай доказательства. Чем интересней?

Если бы такой вопрос Максиму задал гипнотизер, погрузив предварительно в сон и совершенно выключив его волю, Максим, вероятно, ответил бы: «На рейде — Феня. Этим и интересней». Михаилу он так ответить не мог. И не потому, что хотел бы скрыть от него это в действительности больше всего манящее обстоятельство. Просто он сам не считал его главным, во всяком случае — главным, подлежащим, по требованию Михаила, логическому обоснованию. И начал загибать пальцы на здоровой руке.

— Народу там больше. Будут друзья. Общение, разговоры.

— Раз, — сказал Михаил. — Малоубедительно. Здесь мы тоже не робинзоны… Людей видим. Говорить не разучимся. Зато на Ингуте мы среди первозданной природы. А на Читауте все уже вытоптано. Дальше?

— На рейд из Покукуя каждую неделю привозят кинокартины, а радиоприемники имеются почти в каждом доме.

— Два, — сказал Михаил. — Не годится. Быть среди живой природы лучше, чем видеть ее на экране, плоскую и серую. Попереживать над судьбой человеческой? Пожалуйста, бери на рейде в библиотеке книги, приноси сюда, читай и переживай. В кино, раз в неделю, и отсюда на рейд сбегать можно. А радио — ну, давай купим! Деньги же есть. Дальше?

— Там чему-нибудь нас выучат, а здесь — чему? Так и Цагеридзе сказал. А я бы, например, с удовольствием — мотористом на катер. Здесь, как ни считай, мы с тобой чернорабочие.

— Разнорабочие. — поправил Михаил, — черной работы не существует и белой тоже. Любая работа — труд. А работа, которая никаких знаний не требует, та — «разная». Но мотористом на катер, прямо сказать, и я бы не прочь. Может, тебе лучше бы в рулевые?

— Ну, там разберемся, — миролюбиво проговорил Максим. — А на катере, понимаешь, плоты отводить, буксировать илимки с грузом… Главное производство! Река. Тайга. Воздух. Солнце. И, понимаешь, настоящая рабочая специальность.

— Ладно, я в рулевые пойду, — сказал Михаил, словно для этого не хватало только его согласия. — Рулевой на катере, иными словами, — капитан корабля. — И спохватился: — Давай еще доказательства.

— Все. Больше нет. Подсчитываем очки. Из трех предложенных доказательств я принял три, ты — одно. Не приняли: я нуль, ты — два. Складываем все это вместе, в одну душу. Получается, плюсов четыре, минусов два. Так?

— Математика, конечно, тут не годится, но, скажем, так, — не очень охотно, а все же подтвердил Михаил. — Пошли дальше. Доказывай теперь, где труднее.

И Максим опять обосновал три своих доказательства и снова набрал четыре плюса и два минуса. Плюсов могло бы оказаться и больше, если бы Максим сумел убедить Михаила в том, что работа моториста в общем труднее, чем работа «смотрителей дорог». Михаил упрямо повторял, что Максим путает два понятия трудность и интересность и что работа моториста попросту интереснее, а не труднее. Он щупал свои бицепсы и кричал: «Кому больше они нужны — рабочему на дорогах или мотористу?» Максим протестовал: «Не меряй трудности только на силу рук. Голова! Голове где труднее?» И Михаил резал его под самый корень: «Голове труднее всего спорить с тобой, Макся».