Старик никому не рассказывал о своем воспитаннике, а если кто-то спрашивал об одаренном ребенке, пытался заверить, что мальчик не такой уж талантливый, и долгое время ему удавалось держать людей подальше от Баэля.
Мальчишка слушался его во всем. День ото дня его игра делалась все лучше. От пронзительной мелодии скрипки у Коннора становилось тяжело на сердце. Но он был уверен, что гладкость и точность исполнения, присущие его воспитаннику, появились лишь благодаря ежедневным упорным тренировкам.
Когда Баэль играл в своей комнате на втором этаже, Коннор обычно пил чай в гостиной или посапывал на диване, наслаждаясь звуками скрипки. К мальчику он поднимался, только если мелодия обрывалась.
Баэль чувствовал себя как никогда одиноким, но не потому, что рядом не было Тристана. С самого детства из глубин его души лилась совершенная музыка, а теперь он задумался: найдется ли кто-то, способный тоже услышать ее? Сколько таких людей он сможет встретить на своем пути?
Он уже начал поиски – исполнял совершенные по звучанию мелодии перед Коннором, его дряхлым слугой, Андерсоном и даже Тристаном. Но никто из них ничего не понял. Как обычно, все лишь восклицали: «Отлично, играй еще!»
Сначала Баэль чувствовал уныние, а потом на смену ему пришел страх. Какой смысл играть, если другие не смогут оценить его музыку?
И все-таки в душе теплилась надежда, что однажды, когда он будет стоять на большой сцене, отыщется тот самый человек. Антонио верил, что такое обязательно произойдет, но на сердце было тревожно.
В один из дней, когда он снова играл, Коннор вдруг пришел в гостиную и велел прекратить. Баэль догадался, что к старику кто-то пришел. Мальчику было велено спрятаться в кладовке, дверь в которую вела прямо из гостиной. Стоя в темноте и прижимая к себе скрипку, Баэль ждал, пока гости не уйдут. Ему было скучно, лишь иногда удавалось разобрать обрывки фраз, благодаря которым он узнавал о музыке что-то новое.
Конечно, Антонио прекрасно знал, что живет в Эдене – городе, построенном во имя музыки, и понимал, как сильно ему повезло. Из разговоров Коннора с гостями он узнал, что все музыканты делятся на два класса: мартино – прославленных маэстро, выходцев из знатных семей, и пасграно – уличных артистов из простого народа. Те и другие играли разную музыку: аристократы – мартин, простолюдины – пасгран.
Пасграно никогда не считали музыку чем-то божественным, относились к ней без должного трепета, для них она в первую очередь была развлечением. Баэля такое мало устраивало. Он решил, что никогда не будет исполнять музыку простолюдинов, несмотря на свое незнатное происхождение.
Еще Антонио узнал, что в городе есть настоящий храм музыки – Канон-холл. Сольный концерт на его сцене – огромная честь для любого музыканта. Коннор частенько брюзжал, что его, великого скрипача, незаслуженно лишают возможности выступить в Канон-холле. Баэлю было удивительно, что старик никогда не стоял на сцене этого театра. Его сердце уже сейчас билось в предвкушении. Он решил, что как только выберется из этого проклятого дома, то незамедлительно отправится в Канон-холл.
Но самый большой восторг у Баэля вызвали разговоры о конкурсе де Моцерто, который устраивался раз в три года. Лишь признанные гении музыки могли участвовать в нем, и самый лучший из них следующие три года носил титул де Моцерто. Удостоенные его музыканты становились самыми уважаемыми людьми Эдена, и даже аристократы склоняли перед ними головы.
Сколько же раз Баэль мысленно повторял: «Маэстро де Моцерто. Антонио Баэль де Моцерто», уверенный, что ему, как никому другому, подходит этот титул. Сумеет ли он получить его, сумеет ли победить, сражаясь с самыми талантливыми музыкантами Эдена? Он не мог оценить свои способности, потому что никогда не слышал игру других людей. Что, если в сравнении с настоящими гениями он бездарность?
Исполнение Коннора для Баэля звучало до ужаса тускло и блекло, словно отражая саму сущность старика. Но возможно, там, в огромном внешнем мире, целое море настоящих талантов.
Мальчик волновался и поэтому стал упражняться еще усерднее. Он старался не из-за Коннора, нет, – он не хотел уступать им, призракам за стенами этого дома. Старик очень скоро услышал, что звучание скрипки Баэля изменилось, и ему это пришлось по душе.
В тот день, когда к Коннору снова пожаловали гости, Антонио стоял в кладовке, крепко зажмурившись, и представлял в голове, как пальцы скользят по грифу, как рука осторожно водит смычком по струнам. Вдруг звонкий детский голос, наполненный жизнью, вернул его в реальность.
– Господин Коннор!
Впервые человеческий голос звучал так прекрасно. Баэль открыл глаза и прислушался к разговору в гостиной.
– А кто эта прекрасная молодая леди? Неужели наша малышка Лиан?
Девочка весело рассмеялась в ответ на комплимент Коннора. Баэль почувствовал, как от ее смеха что-то сжалось в груди. Он подошел поближе к двери и прижался к ней ухом.
– Я так завидую тебе, Климт, у тебя такая прекрасная дочурка.
Незнакомый мужчина рассмеялся:
– Зря вы не женились в свое время.