Ледяной лес

Из соседней комнаты доносились звуки скрипки: Баэль решил порепетировать перед выступлением. Во мне снова стала просыпаться неуверенность. Интересно, Антонио тоже волнуется? Он ведь впервые будет играть для кого-то, а значит, наполнит музыку самыми искренними чувствами.

От этой мысли во мне всколыхнулась ревность. Он наконец-то признал меня, и мне тоже нужно принять его желания и мечты. Ведь я ему друг и должен поддержать его стремления.

Зал разразился аплодисментами: наконец кто-то продемонстрировал стоящее исполнение.

Когда на прошлой неделе объявили о втором финале, молодые музыканты яростно протестовали, утверждая, что выложились по полной, но их возмущений никто не услышал. Судьи уже вынесли вердикт: раз победителя нет, конкурс будет продлен. Уязвленная гордость молодых музыкантов была задета еще сильнее, когда они узнали, что решение судей связано с Антонио Баэлем. После чего они все как один отказались выступать. Но судей и спонсоров не тронул их протест, ведь истинные таланты города музыки, так долго ждавшие возможности показать себя, тут же подтвердили свое участие в повторном финале.

В тот день на сцене блистали настоящие маэстро. Ах, как бы мне хотелось оказаться в зале, чтобы услышать их игру. Аллен Хюберт наверняка пожертвовал своим правом на финал, чтобы насладиться настоящей музыкой.

Звуки скрипки в соседней комнате стихли: наверное, Баэль тоже прислушивался. Еще одна значительная перемена. Раньше его не интересовало, что исполняют другие. Но вот появился человек, для которого он хотел играть, и Баэль заинтересовался чужой музыкой. И моей.

Раздался стук в дверь.

– Господин Морфе? – В комнату заглянул Дюпре.

– Подошла моя очередь?

– Да. Надеюсь, в этот раз вы не откажетесь от участия?

Улыбнувшись в ответ на его шутку, я покачал головой:

– Не откажусь.

– Тогда прошу вас следовать за мной. Я с нетерпением жду вашего выступления. Даже представить себе не можете, как я счастлив, что могу услышать лучшего из лучших!

– После меня выступает Баэль. Не удивлюсь, если от счастья вы лишитесь чувств.

– Возможно… Но если честно, я больше волнуюсь о том, как правильно постучать в дверь, когда подойдет его очередь? Два раза? Или лучше три? – со всей серьезностью спросил юноша, пока мы шли по коридору театра.

Еле сдерживая смех, я заверил его, что двух раз будет достаточно. Дюпре радостно улыбнулся и поклонился, оставив меня одного за кулисами.

И вот я снова здесь – неделю спустя на том же месте. Мое сердце так же рвется из груди, однако, как ни удивительно, на душе нет тяжести.

– Следующим на сцену приглашается Коя де Морфе.

Смахнув пылинки с костюма, я вышел на сцену. В прошлый раз кто-то из зрителей встретил мое появление неприятными выкриками, но сегодня мне подарили самые горячие овации.

Не глядя на отца и зрителей, я сел за фортепиано, закрыл глаза и постарался успокоиться. Вдох-выдох. Почувствовав долгожданное умиротворение, я позволил своим пальцам скользить по клавишам.

Эта мелодия вызывала бурю эмоций даже у меня, ее автора. Интересно, слушает ли сейчас Баэль? Если да, звучит ли она как музыкальное послание? Понимает ли он его?

В начале – грациозное арпеджио, которое привносило легкость и одновременно чувственность. Пальцы летали по клавишам, я играл без надрыва. Всего важнее был темп – он дарил музыке настроение. Я не торопил мелодию, она звучала медленно и гармонично и, полная жизни, словно подпитывала жажду зрителей. Еще чуть-чуть… Пора!

Сладостная пытка подошла к концу, исполнение стало пылким. Ритм усложнялся, пальцы летали от одного конца клавиатуры к другому. Я вложил все свои чувства, растворяясь в мощном потоке музыки. Темные, глубокие, но вместе с тем пленительные звуки рождались в этот момент. Они могли показаться беспорядочными, но на самом деле сливались в цельную мелодию. В своем темном мире, в котором не было ничего, кроме музыки, я приближался к финалу.

Пусть он услышит хотя бы одну фразу из моей композиции. Тогда нам будут не нужны слова. Останется лишь музыка.

Перейдя на черные клавиши, я даже не заметил, как привстал, опьяненный мелодией, и стал играть рубато, не сковывая себя жесткими рамками ритма, а напоследок решил добавить небольшую импровизацию, ломая мелодию до неузнаваемости. Почему-то именно сегодня я чувствовал достаточно смелости для этого. Пальцы следовали порывам души. Музыка менялась вместе с моими чувствами.

Мелодия достигла финала. Конец. Fine.

Оторвав руки от фортепиано, я ощутил, как в душе поднялась огромная волна. Тело била крупная дрожь.

Мне не было стыдно. Ни капли. Даже если не стану де Моцерто, я доказал самому себе, что мое исполнение может быть идеальным.

Овации оглушили меня. Люди поднимались с мест. Я вышел на авансцену, чтобы подарить моей публике самую искреннюю благодарность. Судьи аплодировали изо всех сил. Я заметил слезы в глазах отца и поклонился еще раз – только для него.

Овации не смолкли, даже когда я покинул сцену. Оставшись наедине с собой, я наконец дал волю эмоциям, но, почувствовав чье-то присутствие, тут же взял себя в руки. Сзади раздался голос, наполненный теплом: