– Маэстро говорил, что бросит музыку сразу после свадьбы. Но если теперь он не собирается жениться, это значит, что он опять начнет играть?
Пустые надежды породили нелепый слух о том, что маэстро снова возьмет в руки скрипку. Некоторые даже считали смерть Лиан благословением свыше.
Я чувствовал отвращение, наблюдая это коллективное безумие. Меня просто выворачивало от одного взгляда на счастливые лица эденцев. Впервые я понимал, почему Баэль презирал их, своих слушателей.
После смерти Лиан он так и не смог наладить отношения с приемным отцом. Рядом с Баэлем не осталось никого, кроме меня и Тристана. Правда, я давно не видел Антонио. Он пребывал в ужаснейшем настроении – сказывалась тошнотворная атмосфера, окутавшая город, – и мой визит мог еще больше его разозлить.
Я не раз представлял себе нашу встречу, и Баэль на этих мысленных зарисовках выглядел как ходячий мертвец.
Хюберта по-прежнему содержали под стражей в штабе гвардейцев. Я чувствовал: он ни в чем не виноват и не заслуживает осуждения горожан – и потому вместо Баэля решил проведать его.
Как и следовало ожидать, Крейзер Крузе был не рад моему появлению. Но навестить заключенного все же разрешил и даже вызвался проводить до камеры, по пути кидая на меня подозрительные взгляды. Видимо, для него мой визит был признанием в соучастии.
Затхлый воздух подземелья, где размещались камеры, сдавливал легкие. Крейзер открыл одну из стальных дверей и отошел в сторону, будто приглашая меня внутрь. Я осторожно шагнул в темноту. Дверь за спиной тут же захлопнулась. Крейзер оставил меня наедине с предполагаемым убийцей. Но я верил в невиновность Хюберта, поэтому смело направился в глубь камеры.
Всмотревшись в сумрак, я увидел съежившуюся фигуру в дальнем углу. За несколько дней, что я не видел Аллена, он изменился до неузнаваемости: весь в ссадинах и синяках, в грязной одежде, с безжизненным взглядом.
– Как вы себя чувствуете?
– А, господин Морфе. Прошу прощения за свой внешний вид, – хрипло произнес он и тут же сильно закашлялся, едва не задыхаясь. Он весь дрожал.
Я быстро снял плащ и накинул ему на плечи. В нос ударил сильный запах немытого тела.
– Я запачкаю вашу одежду. Похоже, она недешевая, сшита на заказ.
– Перестаньте.
Нас не связывали узы дружбы, но мне было невыносимо видеть его таким разбитым. Хюберт потерял лучшего друга, возлюбленная разорвала помолвку, и все считают его виновным в ее смерти. В мгновение ока самый талантливый пасграно Эдена превратился в сломанную куклу.
– Вам не стоит приходить ко мне. Снова навлечете на себя ненужные подозрения. К тому же вашему… другу это тоже не понравится.
Хюберт умышленно не произнес имя Баэля. Я ответил лишь спустя несколько мгновений:
– Я не могу бросить вас одного.
Губы Хюберта сжались в тонкую линию. Кажется, мои слова задели его. Я тут же попытался объяснить:
– Прошу, не думайте, что это из жалости. Просто я считаю вас своим другом.
– Другом? – Хюберт тускло улыбнулся и снова тяжело закашлялся.
Пока я раздумывал, как помочь ему, кашель прекратился и Аллен вновь заговорил:
– Вы верите в мою невиновность. Один из немногих. Еще Ганс. Он тоже приходил ко мне пару раз.
Ганс Найгель. Тот самый простолюдин, призывавший создать Республиканскую партию. Оказывается, он близок с Хюбертом… Но поток мыслей повернул в совершенно другую сторону: в тот день я познакомился с Кисэ.
Сердце сжалось от боли. Внезапно на месте Хюберта возникла Кисэ, в ушах зазвучал наш диалог:
–
–
Что значило ее предсказание? Я видел ее, поглощенную деревом, – это и был конец? Или случится что-то еще? Что-то более ужасное?
– Господин Морфе?
Голос Хюберта вернул меня в реальность. Я не заметил, как перестал дышать, раздумывая о предсказании Кисэ, и теперь жадно глотал воздух.
– Здешний воздух убивает, – предупредил пасграно. – Вам нельзя тут долго находиться. Я благодарен вам за визит, но лучше уходите.
– Мне нужно узнать еще кое-что.
Хюберт вопросительно посмотрел на меня. Я сделал несколько глубоких вдохов.
– Как вы думаете, кто хотел подставить вас? Кто мог подделать почерк так идеально?
– Уверены, что сможете найти настоящего убийцу?
– Я не знаю. Но чувствую, что скоро он придет и за мной.
Впервые за время нашего разговора Хюберт стал крайне серьезным.
– Но он не ограничится мной, – продолжил я. – Ваш друг и Лиан были лишь началом.
Губы пианиста задрожали, он резко отвернулся. В тишине камеры раздался наполненный болью хрип. Возможно, мне не стоило произносить ее имя, заставлять его снова вспоминать тот ужас, но, кажется, Хюберт наконец пришел в себя. Когда он снова посмотрел на меня, в его глазах горела решимость.
– Я расскажу все, помогу, чем смогу. Прошу вас, найдите этого мерзавца.
– Тогда попытайтесь вспомнить, кому показывали или отдавали свои рукописи. Кто бы это ни сделал, ему потребовалось много времени, чтобы научиться подделывать ваш почерк.
Хюберт задумался, нахмурившись. Наконец он заговорил.