Ледяной лес

Аллен очень умен, к тому же наш предыдущий разговор натолкнет его на верные размышления, и он догадается, что мне нужно. А если я умру, он сразу поймет, кто преступник.

Командир вернулся крайне быстро.

– Ответ на ваш вопрос – «да».

Моя версия подтвердилась. Теперь оставалось лишь узнать, с помощью чего он убивает людей.

Пожалуй, стоило побывать в Канон-холле. Возле штаба я столкнулся с Крейзером: он выходил из экипажа. Увидев меня, капитан крайне удивился, а затем его губы растянулись в привычной усмешке.

– Вы снова здесь.

– Господин Крузе.

Тон моего голоса насторожил его.

– Что-то случилось?

– Вы ведь снимете все подозрения с Хюберта, если появится новая жертва?

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, господин Морфе, но ваши слова наталкивают меня на очень странные мысли, учитывая, что вы считаетесь сообщником Хюберта.

– Мне все равно, что вы там себе надумали, но прошу, запомните: если появится еще одна жертва, подозревать нужно не Хюберта, а Дюпре.

Крейзер наморщил лоб и рассеянно вскинул на меня глаза.

– Дюпре? Переписчика из Канон-холла?

– Да.

– Почему его? – озадаченно спросил капитан. – Не понимаю, с чего вы взяли, что он может быть причастен.

– Я пока сам не уверен. Но вы, пожалуйста, запомните мои слова.

Чувствуя спиной его полный подозрений взгляд, я забрался в экипаж. Прежде чем повозка тронулась, раздался стук в окно.

– Связано ли это с вашим завещанием? – прокричал Крузе.

Я слабо улыбнулся.

– Вы очень догадливы. Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, передайте отцу и матери мою последнюю волю.

Крейзер провожал удаляющуюся повозку задумчивым взглядом. Экипаж, плавно покачиваясь, направился в самый центр Эдена.

По дороге в Канон-холл я думал о многом: о семье, друзьях, фортепиано, музыке… Той самой, которую изменил Баэль. Он открыл для меня целый мир, а я так и не смог стать его истинным ценителем. С моих губ сорвался тихий смешок. Придется расстаться с жизнью, не исполнив свою мечту. Но я не жалел ни о чем – ни о прекрасном, ни об ужасном. Мне посчастливилось увидеть то, что другим и не снилось.

Меня не страшила такая смерть – в окружении воспоминаний и музыки.

Я был готов уйти.

Интересно, сыграешь ли ты прекрасный реквием, мой друг, обещавший не пролить ни слезинки над моей могилой?

Без сомнений, именно этого и добивался убийца. Но все равно в глубине души я страстно желал, чтобы музыка Баэля звучала на моих похоронах. Чтобы он сыграл ради меня.

Что ж, видимо, я мало чем отличался от преступника.

Губы изогнулись в горькой усмешке.

После конкурса Канон-холл ненадолго закрыли для публики. Пройти можно было лишь в фойе, но не в зрительный зал.

В театре я случайно столкнулся с Ренаром Каноном. Он удивился, но был рад моему визиту.

– Мы давно не виделись. Последний раз на похоронах, кажется? Что привело вас в Канон-холл?

– Хотел задать вам пару вопросов.

Он кивнул и повел меня в свой кабинет на втором этаже. Я боялся, что там будет Дюпре, но, к счастью, мои опасения не оправдались: комната была абсолютно пуста.

Я сел на стул, Ренар занял место за своим столом.

– Внимательно слушаю. – Он тепло улыбнулся. – Кажется, вы впервые обращаетесь ко мне за помощью.

– Мне нужно кое-что узнать. Я пойму, если вы не захотите отвечать. Но если согласитесь помочь, прошу, будьте предельно честны.

Мой серьезный тон, кажется, удивил Ренара, но он все равно кивнул.

– Что вас интересует?

– Дюпре.

– Мой переписчик?

– Да.

Хозяин Канон-холла чуть нахмурился.

– О причине вашего интереса я спрошу позже. Как вам известно, Дюпре – очень способный переписчик. Он работает не так долго, но многие известные музыканты просят именно его записывать их произведения. И вы в их числе.

– Скажите, а он когда-нибудь копировал почерк?

– Да, конечно. Некоторые особо привередливые клиенты просят записывать ноты только их почерком. Крайне сложная работа, но Дюпре отлично справляется.

Как я и думал.

– А вы не замечали за ним что-нибудь странное?

Ренар был крайне озадачен моим вопросом. Я решил поделиться своими мыслями.

– Полагаю, именно Дюпре стоит за недавними преступлениями.

Владелец театра чуть не подпрыгнул на месте. На его лице попеременно отразились замешательство, удивление, испуг и, наконец, гнев.

– Коя, вы не понимаете, о чем говорите!

– Напротив, прекрасно понимаю. У меня есть основание подозревать его, но пока нет доказательств.

Ренар, наморщив лоб, погрузился в раздумья. Я терпеливо ждал. Спустя несколько минут он произнес:

– Вы мне очень нравитесь, Коя, и я уважаю вас. Такой человек, как вы, не будет обвинять другого без веских причин. Я, конечно, не согласен с вашим умозаключением, но все же понимаю вас. Хорошо. Я расскажу о том Дюпре, которого хорошо знаю.