Ледяной поход генерала Корнилова

Ранним солнечным утром 14 (27) февраля Добровольческая армия покидала станицу Ольгинскую, двигаясь по направлению к станице Хомутовской, до которой следовало пройти около 20 вёрст. Сначала тронулся в путь авангард – Офицерский полк, за ним следовала 1-я батарея подполковника Миончинского, затем техническая рота. За авангардом вытягивалась колонна главных сил с обозом – под общим командованием генерала Боровского. В арьергарде следовал Партизанский полк генерала Богаевского.

На тощем, коренастом коне, неестественно вытянувшись и вытянув вперёд длинные ноги, выехал в голову колонны генерал Марков. На нём белая высокая папаха, чёрная куртка с белыми генеральскими погонами и штаны русского покроя. Он повёл колонну, и добровольцы то и дело посматривали на него: «Резкие русские черты лица и такая же резко определённая речь, – рисовал в своих воспоминаниях портрет генерала С. М. Пауль, – на слова не скупился и чисто по-русски»[101].

Увязая по щиколотку в грязи, медленно брели добровольцы по широкой улице богатой и просторной казачьей станицы. Пёстро и бедно одетые, разных возрастов, с котомкой за плечами и с винтовкой на плече, бойцы не создавали вид подтянутой воинской части.

В штатском костюме и в старых сапогах с порванными подошвами пришлось идти в поход и генералу Деникину. «На беду, у меня вышло недоразумение ещё в Ростове с вещами, – писал он в своих воспоминаниях, – чемодан с военным платьем был отправлен вперёд в Батайск еще тогда, когда предполагалось везти армию по железной дороге, и там во время захвата станции попал в руки большевиков»[102]. Благодаря чему, после двух пеших переходов, Антон Иванович долго страдал тяжёлой формой бронхита. Из-за привязчивой болезни на днёвках он вынужден был лежать в постели.

«Больно было видеть уходящую куда-то в неведомую даль нищую Добровольческую армию и тут же рядом стоящих у своих домов почтенных, хорошо одетых казаков, окруженных часто 3–4 сыновьями, здоровыми молодцами, недавно вернувшимися с фронта, – сокрушённо писал А. П. Богаевский. – Все они смеялись, говорили что-то между собой, указывая на нас…»[103]

– Ну что ж, станичники, не хотите нам помогать – готовьте пироги и хлеб-соль большевикам и немцам, – в сердцах крикнул одной из многочисленных казачьих семей генерал Богаевский. – Скоро будут к вам дорогие гости!

– На всех хватит, – при общем бурном смехе, не пряча улыбку в усы, громко ответил ему пожилой бородатый казак – глава семейства.

Авангард вышел за околицу и поднялся на возвышенность. Позади за Ольгинской виднелась станица Аксайская, а левее, в дымке, маячили Нахичевань и Ростов. Впереди открывалась взору ровная белая степь с большими чёрными пятнами проталин. День выдался весенний. На голубом небосводе ярко блистало большое солнце, разогревая степные просторы.

Обгоняя войска, в голову колонны крупной рысью проскакал генерал Корнилов «…на светло-буланом английском коне. Маленькая фигура генерала уверенно и красиво сидит в седле, кругом него толпой скачут текинцы в громадных чёрных, белых папахах…»[104].

Поравнявшись с корниловцами, генерал слегка откинулся в седле, сдерживая поводьями коня.

– Здравствуйте, молодцы, корниловцы! – резким голосом басил генерал.

– Здравия желаем, ваше высок-дит-ство!.. – нестройно, но восторженно и звучно прокатилось по рядам полка.

В какой-то момент в белёсой дали замелькал табун диких лошадей. Группа кавалеристов метнулась им наперерез, но тщетно – дикие лошади помчались в разные стороны, а кавалеристы на взмыленных конях вскоре вернулись к дороге ни с чем…

Целый день, с небольшими остановками на отдых, добровольцы месили грязь. К вечеру авангард подошёл к Хомутовской и стал медленно втягиваться в станицу. За ним потянулись главные силы армии и разношёрстный обоз. Измотанные переходом лошади медленно тянули повозки по глубокой грязи, поэтому возницам не хотелось ехать в глубь селения. Забегали по станице квартирьеры, переругиваясь друг с другом из-за помещений. Хат на всех не хватало.

Со дня ухода армии из Ростова не было соприкосновения с противником, что притупляло бдительность. Поэтому на ночлег части разместились широко и даже беспечно, словно поход совершался не в кольце вражеских войск, а в мирное время. Обоз обосновался на въезде в станицу, на северной её окраине. Неподалёку, в крайних домах встало и сторожевое охранение, не разместив посты даже на гребень возвышенности. Хомутовская лежала в котловине, и не занятые добровольцами господствующие высоты давали шанс врагу для внезапного нападения.

Ночь прошла тихо. Однако утро 15 (28) февраля преподнесло добровольцам жестокий урок за их неосторожность. Они проснулись под грохот артиллерийских орудий, треск пулемётных строчек и винтовочных выстрелов. Сторожевое охранение прозевало появление неприятеля.