– Делай так, как он говорит. Давай, Озиас, – Ума указала на рану иглой.
Я слабо улыбнулся Гейджу.
– Извини за это.
Я обильно полил рваную рану содержимым флакончика, чтобы остановить распространение яда. Гейдж выругался так громко, что у меня зазвенело в ушах. Костяшки его пальцев побелели, когда он вцепился руками в края койки. Там, где экстракт соприкоснулся с плотью, с тошнотворным шипением образовывался пар. Гейдж невольно дернулся, и Кост прижал ладонь к его груди, удерживая на месте. Наконец, шипение стихло вместе с образными ругательствами Гейджа, сопровождаемыми судорогами. Заклинатель обмяк на койке. Кост изучал его лицо. Его пальцы задержались на груди Гейджа на мгновение дольше, чем было необходимо. Но затем Кост поймал себя на этом. Его уши покраснели, и он решительно отступил на шаг назад, давая Уме больше места для работы. Она осторожно расправила лист бурдюка на ране и наложила швы так быстро, что я едва успел заметить ее действия.
Градус напряжения и страха заметно снизился, как только Гейдж несколько расслабился и перевел дыхание. Кост вздохнул и усадил Феликса к своим ногам. Калем разжал кулак и приложил ладонь ко лбу Каори. Девушка слегка подалась навстречу его прикосновению, и его плечи расслабились. На данный момент за них можно было не переживать, поэтому я повернулся к Рэйвен.
В моем горле образовался комок. Физических травм у нее было мало. Рэйвен плотно прижимала правую руку к груди. Вероятно, она что-то сломала, и поэтому старалась не беспокоить поврежденную кость. На ее коже было несколько незначительных порезов, с которыми Феликс справился бы за секунду. Но морально Рэйвен была уничтожена. Загнанный взгляд, дрожь по всему телу, которую она, казалось, не могла унять…
Я медленно подошел к женщине и мягко положил руку на ее плечо. Мне нужно было проводить ее к свободной больничной койке, чтобы мы могли осмотреть ее раны. Я ожидал, что Рэйвен вздрогнет. Или нахмурится и оттолкнет меня. Невозможно было предугадать, какая реакция будет у человека, сломленного горем. Рэйвен моргнула и посмотрела на меня с выражением явного замешательства на лице. Как будто она забыла, где находилась и кто был рядом. И вдруг она сломалась. С ее ресниц закапали слезы, и она резко втянула носом воздух. Ее губы задрожали, пока она пыталась хоть как-то удержать себя в руках и не развалиться на части в присутствии других людей.
В разговорах я никогда не был мастером. Правильные слова, казалось, всегда ускользали от меня. Кроме того, вряд ли я мог сказать что-то такое, что облегчило бы боль Рэйвен. В этом я был уверен. И я не собирался обесценивать ее чувства и страдания, уверяя, что все наладится. Потому что, даже если все и наладится – и я молил богов, чтобы так оно и было, – Рэйвен вряд ли была готова слушать подобные заверения. Именно поэтому я просто молча действовал. Потому что это у меня получалось. Потому что только так я был способен хоть что-то контролировать и хоть что-то изменить. Если бы я мог сделать что-нибудь, что помогло бы Рэйвен пережить утрату, я бы это сделал. Сжав плечо женщины, я помог ей добраться до свободной койки, а затем протянул ей одеяло. Она сжала его край между пальцами, а затем едва заметно кивнула, безмолвно говоря «спасибо».
Я слышал ее благодарность громко и четко. Не говоря ни слова, я осмотрел ее поврежденную руку. Рэйвен ни разу не вздрогнула. Лишь смотрела прямо перед собой, стиснув зубы. Под ее болью скрывался мир гнева и мести. Эту женщину ничто не остановит, когда она отправится на поиски справедливости во имя погибшего возлюбленного. Когда я закончил перевязывать ее поврежденное запястье, я уже знал, что в скором времени Рэйвен захочет сражаться. И это означало, что я должен был сделать все возможное, чтобы помочь ей именно сейчас.
От работы подобного рода я никогда не отлынивал.
Двадцать восьмая глава
Лина
Каори почти не шевелилась, если не брать во внимание движение ее грудной клетки при дыхании. Она лежала на койке под несколькими одеялами и выглядела неестественно бледной. Прямо под ее глазом распух багровый синяк. Ее блестящие волосы потускнели. Но, по крайней мере, она дышала. Гейдж полусидел на койке рядом с ней. На нем не было рубашки, лишь тугие слои бинтов. У него останется огромный шрам от нижних ребер до пояса.
Рэйвен заняла самую дальнюю койку. Она сидела не двигаясь. Ее ранами занимался Оз. Он туго перевязал ее сломанное запястье. Я предполагала, что это было больно, но эмоциональная боль, которую она испытывала, была сильнее в сто раз. Теперь, когда мы помогли раненым, нужно было перейти к разработке плана, целью которого было свергнуть главу Совета.
Оглушительная тишина тянулась до тех пор, пока целительница не ушла. Резкий запах лимона и отбеливателя в воздухе щипал мне нос, и я изо всех сил старалась не задерживать дыхание. Кост стоял рядом с Гейджем, не в силах контролировать жилку, которая пульсировала у него на виске. Калем стоял, прислонившись к койке Гейджа, со скрещенными ногами. Он бросил на меня обеспокоенный взгляд.
– Где Нок?