Ледяной сфинкс

– В самом деле! Заходите же, господин барон, – сказала Аделаида Станиславовна, очаровательно выговаривая слова на польский манер.

Надо сказать, что мать Амалии умела пользоваться польским акцентом не хуже брата. Обыкновенно, впрочем, Аделаида Станиславовна говорила по-русски (да и на любом другом языке, который она знала) без малейшего намека на иностранное происхождение.

И прежде чем Александр успел вспомнить о приличиях, пробормотать какое-нибудь совершенно ненужное извинение, заставить себя упрашивать или сделать еще какую-нибудь нелепость, вселенная уже все решила за него. А именно: она как-то очень ловко переместилась, так что Александр оказался (сам не заметив, как) в передней квартиры. Дверь, торжествующе щелкнув, захлопнулась.

– Все друзья Амалии – наши друзья, – объявила Аделаида Станиславовна.

– Право же, я не знаю, – пробормотал Александр, смутившись. – До обеда еще далеко…

– Почему же? – удивилась мать Амалии. – Самое время.

Акцент ее то пропадал, то появлялся вновь.

– У нас в Петербурге принято обедать в семь вечера, не раньше, – пояснил молодой офицер.

– Ах, это… – отмахнулась Аделаида Станиславовна. – Ну, а у нас принято обедать гораздо раньше. Впрочем, если вы настаиваете на семи, мы подождем!

Александр заверил ее, что ни на чем не настаивает и что в любом случае он счастлив познакомиться с семьей мадемуазель Тамариной, которая не далее как вчера почти что спасла ему жизнь. Аделаида Станиславовна изумилась и потребовала объяснений, которые Александр с готовностью ей предоставил. Но тут хлопнула дверь черного хода – вернулись Даша, а за ней Яков, и хозяйка, извинившись, отлучилась, чтобы дать указания прислуге. Амалия тоже куда-то скрылась, и Александр на минуту остался в гостиной один.

Барон подошел к окну. Странное дело, он должен был смотреть на эту семью как на совершенно неправильную – поляки, значит, католики и бунтовщики, и к тому же мать не стеснялась сама открывать дверь гостям; однако она носила траур по убитому императору (в отличие от дам, которых он встретил утром у Гагариных), и манеры у нее были простые, без чванства, а обхождение самое сердечное. Он подумал еще, что в молодости (да и теперь, если уж на то пошло) Аделаида Станиславовна была красавицей и что Амалия явно пошла в нее. Но она лучше.

Александр повернулся и увидел, что Амалия, которая успела переодеться в розовое платье с белым рисунком, стоит и смотрит на него. На ее лице была написана смесь любопытства, лукавства и какого-то детского озорства, которая его озадачила. Молодой барон и не подозревал, что все его ощущения тоже написаны у него на лице (кроме разве что того, что он подумал об Амалии) и что девушка прочитала его мысли так же легко, как читала в открытой книге. Амалия сама отлично знала, что ее семья не такая, как у всех, но у нее не было ни малейшего желания скрывать или как-то приукрашивать данный факт.

– Надеюсь, вам понравится у нас. Мы только недавно переехали, так что… – произнесла она и шутливо развела руками, словно извиняясь за громоздкую, не слишком красивую мебель и тяжелые, скучные шторы на окнах.

– Вы давно живете в столице? – ухватился Александр за предложенную тему.

– Нет, – ответила Амалия. – Прежде мы жили в Москве, а еще раньше – то в имении, то в Полтаве.

– У вашей матушки имение недалеко от Полтавы?

– У отца, – поправила девушка.

– И чем занимается ваш отец?

Александр увидел, как сверкнули карие глаза, и тотчас же пожалел, что задал этот вопрос.

– Мой отец умер, – коротко ответила Амалия. – От чахотки.

– Простите, – искренне сказал Александр, – я не знал.

Он заметил на комоде фотографии в серебряных рамках и подошел, чтобы их рассмотреть. Ну конечно, господин с усами и остроконечной бородкой – ее отец. А девочка с бантом, которая сидит на скамейке рядом с худощавым подростком…

– Это я, – засмеялась Амалия, – и мой брат Константин. Он тоже умер от чахотки.

Картина вырисовывалась совсем невеселая. Но тут вмешалась судьба в образе Казимира, который как-то потерянно плелся через комнаты в неизвестном направлении. В гостиной дядюшка был пойман племянницей и представлен офицеру. Казимир меланхолически пожал руку гостю, всмотрелся в его лицо – и оторопел.

– Сударь! Так это вы были там, на канале… рядом с императором? То-то ваше лицо показалось мне знакомым…

– О чем вы тут разговариваете? – полюбопытствовала Аделаида Станиславовна, величаво вплывая в комнату.

И, узнав, что речь зашла о вчерашнем происшествии, вполголоса сделала брату замечание на родном языке – не мучить «ребенка» расспросами о том, что случилось, – после чего увлекла всех в столовую.

– У меня нет аппетита! – простонал Казимир, повязывая салфетку.

– Значит, ты умрешь, если не будешь есть, – пожала плечами сестра.

Александр не смог удержаться от улыбки. Сам он с некоторым смущением обнаружил, что проголодался. Вторым открытием, удачно дополнявшим первое, оказалось то, что у хозяев была чертовски вкусная еда.

– Наша Даша – просто сокровище! – объявила Аделаида Станиславовна. – Еще кусочек?