– Даже с синяками на обоих глазах.
Он окинул меня взглядом, который не был ни поддразнивающим, ни заигрывающим. Это был просто добрый взгляд. Добрый, дружелюбный и заинтересованный. Как будто его реально беспокоило мое состояние. После пережитых в последнее время стрессов приятно чувствовать, когда о тебе беспокоятся. И теперь, смирившись с тем, что Лисса пренебрегает мной, я хотела бы чьего-то внимания.
– Что ты делаешь на Рождество? – спросила я.
Он пожал плечами.
– Ничего. Мама собиралась приехать, но в последнюю минуту ей пришлось отказаться от этого… Ну, ты понимаешь.
Мать Мейсона была дампиром, но не стражем, она предпочла обзавестись семьей и иметь детей. В результате он довольно часто виделся с ней. Ирония в том, подумалось мне, что моя-то мамочка здесь, хотя, учитывая ее приоритеты, с таким же успехом могла находиться где-то на другом конце света.
– Хочешь провести его со мной? – импульсивно вырвалось у меня. – Я буду с Лиссой, Кристианом и его тетей. Должно быть весело.
– Правда?
– Очень весело.
– Я спросил не об этом.
Я улыбнулась.
– Понимаю. Просто приходи, ладно?
Он отвесил один из своих галантных поклонов, на которые был большой мастер.
– Не сомневайся.
Едва показался Дмитрий, Мейсон тут же ушел. Разговор с Мейсоном вызвал у меня ощущение эйфории и радости. Пока мы беседовали, я и не думала о своем лице. Однако с Дмитрием мне внезапно стало неловко. Я хотела быть в его глазах совершенством и, пока мы входили внутрь, отворачивала лицо, чтобы он видел лишь нормальную его половину. От всего этого настроение стало ухудшаться, и навалились воспоминания о других неприятностях.
Мы вернулись в комнату с манекенами. Он велел просто попрактиковаться в маневрах, которые показывал два дня назад. Радуясь, что сегодня обойдется без реального боя, я со всем рвением ринулась выполнять поставленную передо мной задачу, демонстрируя манекенам, что произойдет, если они свяжутся с Розой Хэзевей. Я понимала – моя нынешняя воинственность рождена не только желанием хорошо выполнять свою работу. Я была немного не в себе этим утром, вся такая взвинченная, напряженная – из-за вчерашнего боя с матерью и сцены между Лиссой и Кристианом. Дмитрий сидел, не спуская с меня взгляда, время от времени делая критические замечания или советуя, какой тактики лучше придерживаться.
– Твоя прическа, – сказал он в какой-то момент. – Распущенные волосы не просто мешают периферийному зрению, но и предоставляют врагу возможность за них ухватиться.
– Если бы это был настоящий бой, я бы зачесала их вверх, – проворчала я, всаживая кол точно между ребрами манекена. Не знаю, из чего сделаны эти искусственные кости, но работать с ними нелегко. Вспомнив о маме, я усилила нажим. – Просто сегодня их распустила, вот и все.
– Роза! – предостерегающе сказал он, но я продолжала давить. – Роза, остановись! – резко произнес он.
Я отпрянула от манекена, с удивлением обнаружив, что мое дыхание участилось. Видимо, не отдавая себе в этом отчета, я слишком усердно работала. Спина уперлась в стену. Идти было некуда, и я опустила взгляд на пол, чтобы не глядеть на Дмитрия.
– Посмотри на меня, – приказал он.
– Дмитрий…
– Посмотри на меня!
Что бы ни было раньше между нами, он оставался моим инструктором, и я не могла не выполнить его прямой приказ. Медленно, неохотно я повернулась к нему, все еще слегка наклонив голову вниз, чтобы волосы свисали по сторонам лица. Он встал с кресла, подошел и остановился передо мной.
Поднял руку, чтобы откинуть с лица мои волосы. Потом его рука остановилась – как и мое дыхание. Время нашего взаимного притяжения длилось недолго, было заполнено вопросами и оговорками, но одно я знала совершенно точно: Дмитрию всегда нравились мои волосы. Может, они и сейчас нравились ему. Признаю – у меня и впрямь прекрасные волосы. Длинные, шелковистые, темные. Раньше он время от времени прикасался к ним и советовал ни в коем случае не стричь их коротко, как обычно делают женщины-стражи.
Его рука остановилась, и мир замер, я ждала – что он собирается делать? Спустя, казалось, вечность он медленно уронил руку. Меня охватило чувство жгучего разочарования – и одновременно я кое-что поняла. Он колебался. Боялся прикоснуться ко мне. Ему пришлось одернуть себя.
Я медленно подняла голову и посмотрела ему в глаза. При этом мои волосы перекинулись за спину – но не все. Его рука снова затрепетала, и во мне вспыхнула надежда, что он все же прикоснется ко мне. Но нет. Мое возбуждение пошло на убыль.
– Больно? – спросил он.
Меня омыл запах его лосьона и пота. Господи, как мне хотелось ощутить его прикосновение!
– Нет, – соврала я.
– Выглядит не так уж плохо. Заживет.
– Ненавижу ее! – сказала я, сама поражаясь тому, как много яда в этих словах.
Даже внезапно снова почувствовав влечение к Дмитрию, я не могла избавиться от злобы по отношению к матери.
– Нет, – сказал он мягко.
– Да.
– У тебя нет времени на ненависть, – по-прежнему мягко напомнил мне он. – Не в нашей профессии. Тебе нужно помириться с ней.