Ледяные небеса

— Сэр Эрнест, — кричит Якобсен с причала, когда мы уже сидим в лодке, — вы знаете, что сказал — или якобы сказал — Амундсен, когда узнал о смерти Скотта? Он сказал: этим он выиграл!

— Мы будем ждать до пятого декабря, — кричит Шеклтон в сторону причала. — Если почтовый пароход до этого времени не придет, мы отправимся в путь.

— Вы должны обязательно дождаться почтового парохода. На нем будет пастор Гюнвальд, и без его благословения я вас не отпущу!

— Спокойной ночи, капитан Якобсен.

— Спокойной ночи, сэр Эрнест.

Я опускаю весла в воду. До пятого декабря остается еще целая неделя, очень мало времени, если надо обучить целую свору собак, запасти тонны угля и посетить шурина Амундсена.

Я начинаю грести. Я гребу к шхуне в темноту с национальным героем и двумя дохлыми свиньями в лодке… не мой мир.

Мы плывем через спокойную темную бухту на огни шхуны и быстро оставляем за собой разделочную платформу с ее вонью. Я не вижу лица Шеклтона, но его голос звучит устало, когда он вспоминает, как я защитил покойного Скотта от Якобсена.

— Смело с вашей стороны, Мерс. Это мне очень понравилось.

Ему также очень понравилась библиотека Якобсена. Нет ли у меня желания рассортировать книги в его каюте, пока он будет в Стромнессе, спросил он.

— Там есть все, не только энциклопедия. У меня валяется вся история исследования Антарктики от античных времен до наших дней. Но все это пока бесполезно, потому что нужно потратить часы, прежде чем что-то найдешь. Возьмите, к примеру, Росса. Вы не знаете, кто был этот Джеймс Кларк Росс. А ведь он написал превосходную книгу «Путешествие в Южные полярные моря в годах…», да, с такого-то года по такой-то, это мне нужно посмотреть. Но я не могу, потому что книга зарыта где-то под другими.

Мне приходит на ум пророчество Уорди: он рано или поздно поймет, как меня использовать.

— Охотно помогу вам, сэр.

— Прекрасно. Вы как раз тот, кто мне здесь нужен. Конечно, при условии, что мистер Грин сможет вас отпускать время от времени. Вы ведь читали про Скотта?

— Мой брат, сэр. Он получил в прошлом году в подарок дневники Скотта и много читал мне из них вслух.

Мы подошли на расстояние слышимости. Вахтенный с палубы «Эндьюранса» требует, чтобы мы назвали пароль.

— Крикнете, — говорит Шеклтон, его голос опять звучит устало.

— Королева-мать Александра! — кричу я. — Сэр Эрнест и Блэкборо возвращаются из Гритвикена!

— Очень может быть! — кричат в ответ. Раздается свисток Гринстрита.

— Я знал его не очень хорошо… — говорит Шеклтон, пока мы медленно скользим вдоль корпуса судна, — я имею в виду «Титуса» Оатса, или Лоуренса, как его звали в действительности. Капитан кавалерии Оатс происходил из богатой семьи, получил много наград во время Бурской войны, юный герой, постоянно охваченный каким-то веселым пессимизмом. Скотт пишет о нем очень трогательно. Вы говорите, ваш брат? Тоже искатель приключений?

— Нет, сэр. Инженер.

— Воюет, как я полагаю?

— Королевские военно-воздушные силы, сэр.

С грохотом спускается трап, мы швартуемся. Шеклтон замолкает. Он желает мне спокойной ночи и карабкается наверх.

Из поднятой на шлюпбалку шлюпки мы с Хау и Узбердом вытягиваем обеих свиней на палубу, потом я иду рассказать обо всем Грину. В камбузе стоит приготовленная на завтра еда, жаркое из свинины. На плите остывает кастрюля с йоркширским пудингом, там же стоит противень с паштетом, а в печи шесть буханок хлеба ждут, когда зазвонит заветный колокольчик Грина, извещающий о том, что тесто поднялось. Самого кока не видать. В маленькой комнатке перед камбузом стоит накрытый пирог и блюдо с печеньем по рецепту Грина. Иногда, когда Грин скучает после сделанной работы, он, вооружившись ножницами и расческой, идет в «Ритц» на поиски желающих подстричься.

Точно, он там — стрижет черную шерсть на макушке Бобби Кларка.

— Я привез свинину, — весело сообщаю я и поднимаю окровавленные руки, и те же самые мужчины, которые во время завтрака собачились друг с другом, ошарашенно смотрят на меня. Не хватает только Хёрли. Он еще не вернулся.

Кажется, этим вечером пролилось недостаточно крови. Еще одна стрижка ежиком, и вот я уже задремываю на стуле и вырываюсь из снов о клубнике и грудях фрау Якобсен лишь тогда, когда меня щиплют ножницы Грина. Я чувствую, какая короткая у меня щетина, потому что моя голова ощущает теперь любое прохладное дуновение, и на столе передо мной я вижу гору волос.

На палубе и на трапе слышится топот, вот уже дверь распахивается, и в «Ритц», шатаясь, входит испачканный кровью с ног до головы человек. У него нет ни локонов Хёрли, ни фотокамеры, но тем не менее это Хёрли.

Те, кто сидит, вскакивают.

— Фрэнк! Черт тебя побери!

«Принц» Хёрли падает на стул. От него действительно не очень хорошо пахнет. Мы шарахаемся от него. Он, кажется, не ранен. Вместо того чтобы что-нибудь сказать, он держит какой-то круглый предмет, который висит на шнуре на шее. Предмет примерно с блюдце в диаметре и сделан из кожи.

— Что это? — спрашиваем не мы Хёрли, а он нас.

Никто не знает.

— Это орден Йонаса, идиоты, — говорит он. — Меня удостоили ордена.

Кто? И за что?