— Это ваше единственное научное объяснение тому, что здесь происходит?
— Знаете, я тут вспомнил один случай. — Сакатов присел на бревно — Мы тогда с моим другом, Ромой Саницким, возвращались из Южноуральска, это в Челябинской области, из командировки. Осень была, холодно, а у нас с собой целый чемодан с бумагами, и две коробки с оборудованием. Нас на машине повезли в Челябинск, да по пути она сломалась, нас высадили рядом с какой-то деревушкой Кичигино, сказали, что через пару часов автобус пойдёт до Челябинска, на нём и доедем. Мы сели прямо на траву, возле дороги, ждём. Два часа прошло, три, темнеть начало, автобуса нет. Ромка пошёл в деревню, узнать про автобус, и если его не будет, то договориться с ночёвкой. Возвращается, говорит, что никто ничего про автобус не знает, вроде должен был прийти, но зато он договорился в одном доме о ночлеге. Там бабка с дедкой живут, они согласились нас пустить на ночь, только не в доме спать будем, а в конюшне. Делать нечего, конюшня так конюшня, не велик у нас выбор. Слава богу, что в конюшне не было ни коней, ни коров, ни какой другой живности. Запах, конечно, остался, но ничего, терпимо. Они нас за стол посадили, покормили, дед раньше работал учителем географии, культурный такой, а бабка всё больше молчала, накрыла на стол, потом появилась, когда мы поели и из-за стола уже выходили. Дед пошёл с нами в конюшню эту, там, на соломе, два матраса были брошены, чистыми простынями застелены, и подушки с одеялами хорошие, пуховые. Показал нам всё, а сам топчется, не уходит. Ну, мы тоже стоим, на небо звёздное любуемся. Он, наконец, нас шёпотом спрашивает: «Ребята, а вы в нечистую силу верите?» Мы, понятное дело, на него недоумённо смотрим, не знаем, что и ответить. Он продолжает: «У нас тут случай недавно произошёл, вон в том доме, через дорогу. У них во время свадьбы дочери раздор вышел, какая-то неприятная история с родителями жениха всплыла, и бабка жениха их прокляла. Все это слышали, при всех гостях она им это крикнула. Так вот, теперь каждую ночь у них крыша начинает гореть. Они уже замучились её тушить. Каждую ночь! Уже месяц». А я его спрашиваю: «А при чём тут нечистая сила, может та бабка им стрелы в крышу огненные пускает?» Дед помолчал и говорит: «Так та бабка жениха давно уже умерла. Как она на свадьбе очутилась, никто так и не понял, все пьяные были. А когда крыша начинает гореть, так дикий смех сразу слышно. На всю деревню. Так что, ребята, не пугайтесь». Мы с Ромкой переглянулись, в каждой деревне свои страшилки. Потом, когда дед ушёл в дом, мы с Ромкой, понятное дело, посмеялись над его рассказом. Да только ровно в полночь над деревней такой жуткий смех раздался, что мы с Ромкой соскочили со своих лежанок, как ошпаренные. И сквозь щели увидели, как заполыхал напротив сарая соседский дом. Когда мы выскочили во двор, там уже дед с ведром бежал к соседям. Горела крыша по всему периметру, языки поднимались выше трубы. Но хозяева, видать, были к этому уже готовы. Да и соседи к ним со всех домов на улице присоединились. Они быстро всё потушили, нам даже помогать им не пришлось. Но этот сумасшедший смех, я как сейчас помню. А утром, когда мы с Ромкой шли к автобусу, посмотрели на этот дом при свете. Вся крыша в подпалинах, где-то новыми досками сгоревшие уже заменены, а рубероид только возле конька остался. Видать, и вправду каждую ночь она горит.
— Ну, и к чему это ты нам рассказал? — спросил Илья — Чтобы поднять наш боевой дух?
— Вспомнил, что сумасшедшими бывают не только люди, но и нечистая сила. Мне кажется, это уже вдвойне страшней. Я к тому, что если Любава безумна, значит и непредсказуема. Значит, всё, что годится для нормальных обстоятельств, сейчас может и не сработать.
Я посмотрела наверх, на сосны, которые окружали провал. Над их ощетинившимися верхушками небо начало понемногу темнеть, прогоняя дальше к горизонту золотое светило. В лесу будто всё замерло, теряя дневные краски, всё затихло, затаилось. От этой ненормальной тишины я почувствовала тревогу. Я сама себе не могла поверить, никогда ещё мне лес не казался таким жутким, а ведь я вчера днём ещё здесь сидела и любовалась им! Сколько раз по ночному лесу ходили, но чтобы так, до лёгкой дрожи!
— Надо спешить. — Позади меня раздался голос Сакатова, он будто услышал мои мысли — Где там наши зеркала? Оля, ты ничего не чувствуешь? Что-то мне не по себе.
— Темнеет, оттого и тревога. — Успокоила я его, но саму себя я в этом не убедила.
— Пойду, вылезу из провала, позвоню Наталье Михайловне, что они так долго, скоро совсем темно будет. — Сакатов выбрался из провала.
Уже через минуту он тревожно крикнул сверху:
— Оля, они одно зеркало разбили. Большое. Иван Дмитриевич слегка поранился.
— Чёрт! И сколько осталось? На коридор хватит? — Забеспокоилась я.
— Да не в этом дело. Они расстроились. Плохая примета.
— У них всё плохая примета! То тапочки, то зеркало! — Сказала я, а сама подумала: «Ну всё одно к одному!»