Ледяные Волки (ЛП)

Ребята собрались на следующее утро после завтрака в теплой одежде, отличающейся от обычной школьной формы. Они носили более плотные брюки, заправленные в сапоги, и более свободные рубашки из грубой материи со стегаными куртками поверх, все еще отороченные белым, чтобы показать их статус студентов.

— Нам будет достаточно тепло в волчьей форме, но нам понадобятся одежда, когда мы будем переодеваться обратно, например, когда будем ужинать, — сказала Виктория, разглаживая куртку и проверяя амулет на шее.

— Говори за себя, — усмехнулся Сакариас. — Я хочу поохотиться. Надеюсь, она нам позволит.

Андерс скривился при мысли об охоте и сыром мясе, но вдруг почувствовал, что у него потекли слюнки. Его разуму эта идея могла не понравиться, но тело не возражало против нее.

При мысли об охоте Джай и Дет пустились в пляс. Один за другим они превращались в волков и начинали борьбу, которая длилась около минуты, пока огромный Матео не прыгнул на них сверху и не прижал к земле.

Профессор Эннар была одета точно так же, когда она пришла, и несла сумку через плечо. Она была покрыта тонкой металлической сеткой, которая блестела на солнце. Все, что потребовалось — это тихое рычание в глубине ее горла — даже в человеческой форме — и борцы снова были на ногах и снова в человеческой форме.

— Сумка Эннар — это артефакт, — небрежно заметила Лисабет, заметив, что Андерс смотрит на нее. — Это значит, что она преобразится вместе с ней, как и ее одежда. — Ее тон был невинным, когда она продолжила: — Она, должно быть, несет что-то, что не доверит команде, которая строила тайник, или что-то, что она не хотела оставлять там сегодня на всю ночь и на весь день.

— Должно быть, — согласился Андерс, чувствуя, как его охватывает трепет предвкушения. Он не сводил глаз с сумки, пытаясь представить себе чашу внутри. Это определенно было правдой.

Если бы только чаша сработала, у них был бы шанс добраться до Дрекхельма. План состоял в том, чтобы попытаться прокрасться незамеченным и охотиться за Рейной незамеченными… волки были такими маленькими по сравнению с драконами. Конечно, дома драконов тоже должны быть огромными, с множеством щелей и теней, чтобы спрятать таких маленьких существ, как он и Лисабет.

Они превратились в стаю, и Эннар, чей мех был таким же серо-стальным, как и ее волосы, повела их вверх по Ульфарстрату к городским воротам. Шагая вприпрыжку посреди класса, Андерс обнаружил, что наслаждается булыжниками под своими лапами, а ветер треплет его мех. Это во всех отношениях отличалось от безумного броска к пожару в доках.

Когда они покинули Холбард и двинулись дальше по равнине, то обнаружили, что кое-где трава все еще покрыта снегом. Ночной иней еще не растаял, обрамляя траву серебром и отражая раннее утреннее солнце, и Андерсу казалось, что земля простирается бесконечно далеко. Он никогда раньше не покидал города, и хотя видел равнины со своего насеста высоко на крыше «Хитрого Волка», находиться на них было чем-то совершенно другим.

Их дыхание туманило воздух, и земля простиралась до самого леса у подножия гор, так далеко, что была только слабая линия на горизонте. «Великий Лес Туманов», — говорилось на карте. Сегодня ночью Андерсу придется найти способ украсть чашу и, как он надеялся, последовать за ней в Дрекхельм. Послезавтра будет равноденствие.

Но сейчас он наслаждался бегом.

Эннар подняла голову, чтобы завыть от чистого удовольствия быть на равнине, мчаться вместе со своей стаей позади, и как один, они подняли головы, чтобы сплотиться с ней, дополнительный пинок к их шагу. Затем она действительно вытянула ноги, прибавила скорость и помчалась прочь, а класс растянулся позади нее, чтобы последовать за ней, теряясь в темпе.

Теперь они бежали так, как не могли бежать в городе с его тесными улицами и толпами людей. Теперь Андерс видел, что это совсем не похоже на беговые круги в боевом зале.

Это было похоже на жизнь.

В конце концов, они перешли на легкую скачку, которая поглощала мили, и когда утреннее солнце растопило иней на траве, но так и не прогнало последние снежные пятна, Андерс позволил своему разуму погрузиться в ритм конечностей. Равнины были так велики, что казалось, будто находишься посреди океана… он чувствовал, что движется невероятно быстро или, возможно, стоит совершенно неподвижно.

Каждый раз, когда его лапы касались земли, он вспоминал, что очередная миля приближала его к вечернему лагерю. С каждой милей он приближался к горам с их крутыми черными склонами и снежными вершинами. Наконец, он приближался к Рейне.

Трава на равнине была легкой и пушистой, часто уступая место пятнам черных, зазубренных камней, которые были единственными оставшимися признаками давних вулканических взрывов. Теперь они лежали тихо, покрытые толстым слоем золотисто-зеленого мха, похожего на пушистый бархат, тонко натянутый там, где чернели острые края и углы.