Ледник

Зина на удивление молчала и не оправдывалась, как поступила бы раньше. Лида с сочувствием смотрела на сестру, а та закрылась в комнате. Мать стучала в дверь.

– Срам-то какой? Что теперь будет-то? – разводила руками Стрельцова, уставившись на младшую дочь.

Решение было найдено: в соседнем районе в сельсовете машинистка уходила в декрет. Летягин договорился о месте для Зины. Оставалось уговорить саму Зину.

Он оттягивал разговор до последнего. Чувствовал себя последним мерзавцем. «Подлец!». Всё вышло не так, как могло бы выйти.

– Я никуда не поеду без тебя!

– Зина, хорошая моя, ты только не волнуйся… – Летягин держал Зину за руки. – Это ненадолго, временная мера. Пойми по-иному сейчас нельзя. Мы обязательно увидимся. Надо выждать время, пока всё утрясётся. А я обязательно приеду к тебе. Ну, посмотри на меня. Надо ехать. Я машину заказал на послезавтра.

Зина отвела глаза.

Берёзовая роща шелестела, тут и там проглядывала желтизна. Осень подступала. Зина вздрогнула. Именно здесь нашли тело Эммы Викторовны. Зина всегда обходила стороной это место. Как они здесь оказались?

– Пойдём отсюда, – прошептала она.

Глава 8

Никольское оказалось довольно большим и шумным. Оно стояло на пересечении дорог, ведущих в соседние районы и сёла. С утра до вечера по центральной улице разъезжали, поднимая пыль в небо, грузовики, телеги.

Разместилась Зина у вдовой старухи, Киселихи.

Киселиха, по паспорту Авдотья Никитична Киселёва жила одна. Овдовев лет сорок назад, так и прожила всю жизнь одиночкой.

Дом Киселихи стоял на центральной улице. Разросшиеся в палисаднике кусты сирени и рябины, вместе с елями скрывали его от глаз прохожих.

Киселиха часто сиживала подле ворот на лавочке, прищурившись, наблюдала за прохожими. Сидела всегда одна, разве что мужик какой или дед задержатся, проходя мимо, перекинутся парой фраз. Никто не входил и не выходил из ворот Киселихи. Редкий приезжий квартирант, и тот прошмыгнёт, будто и нет его.

Оживал дом глубоким вечером – впотьмах в ворота стучали разные, скрытые мраком личности. То была постоянная клиентура Киселихи. Старуха гнала самогон и тайно продавала. Конечно же, не было в этом особой тайны, но, тем не менее, все меры конспирации соблюдались.

Смотря недоверчиво на клиента мутно-серыми глазками, Киселиха вытаскивала из-под полы бутыль и, держа самогон в руке, другую руку протягивала посетителю. Когда в ладони оказывалась «денежка», старуха прятала её в карман и отдавала самогон.

Киселиха была приземиста, крепка и очень проворна, хотя на первый взгляд в это верилось с трудом. Повязанный всегда на голове платок доходил до бровей, скрывая пол-лица. Говорила Киселиха односложно и тихо. Другое дело, когда выходила из себя. Тогда срывалась на визг, лицо с желтизной краснело, а мутные глазки из-под платка сверкали.

Несмотря на возраст – Киселихе стукнуло шестьдесят пять – она продолжала работать в сельсовете – мыла полы. Каждый раз охала и жаловалась и на грязь, оставленную после себя посетителями, и на тяжесть труда, и на маленькую зарплату, но места не оставляла. Как жаба прижимается к облюбованному камню в солнечный день, так и Киселиха приросла к последнему в своей жизни рабочему месту.

Зину на постой приняла с охотой. Квартирантам Киселиха завсегда рада. Правда, редко когда удавалось заполучить денежного постояльца надолго. В доме часто кто-нибудь квартировался. Киселиха не упускала ни одной возможности заработать денежку.

Деньги ласково называла – денежками. Аккуратно складывала их в чулок и прятала в надёжное место – в тайник, что в погребе. Деньги на текущие расходы хранила под матрасами, в подушках и за иконами. Каждый день, оставаясь наедине, раскладывала купюры на столе, с любовью разглаживала, пересчитывала. В полную луну или нарастающий месяц клала деньги на окно, так чтобы лунный свет непременно касался их. А то и стояла на крыльце, вытянув руку с самой крупной купюрой и всё приговаривала: ведись не переведись. Поцеловав денежку, прятала назад в тайник.

Зина приехала под вечер в дождь.

Стоял конец лета и дожди зарядили по-осеннему.

– Да, погожие деньки уж кончились, теперь одно ненастье будет, – сетовала Киселиха, принимая и разглядывая промокшую гостью. – Ничего, садись ближе к печке, быстрее обсохнешь. Я сейчас. – И она вышла в сени.

Зина успела промокнуть под ледяным дождём. Поставив чемодан у порога, присела на табуретку возле печи.

Видимо только что подкинули поленья и, печь смачно кряхтела, обдавая жаром. Зина вытянула руки над плитой и стала осматриваться.

Просторная и тёплая комната была кухней и прихожей одновременно, как водится во многих деревенских домах. Убранство вокруг удивило Зину чистотой и бросающейся в глаза зажиточностью. Особенно заинтересовала лампа, висящая над столом – оранжевый абажур с бахромой по краям. Зина таких ламп не встречала.

Киселиха вернулась, принеся с собой чугунок с картошкой и тарелку с малосольными огурцами. Поставив всё на стол, она обратила внимание на Зинин чемодан.