Ледник

– Да, да, вы проходите, не стесняйтесь, – приглашала и Зина. « А церемоний-то сколько. Прям как в первый раз в первый класс. – Наблюдая за гостем, не сдержалась – и рассмеялась: старый павлин хвост распушил».

– Хорош, скалиться, принеси-ка лучше сала из сеней! – приструнила незлобно Киселиха.

– Ну, что вы, Авдотья Никитична… пусть посмеётся, – вмешался, осклабившийся Никанор. – Когда ж смеяться ещё, как не в молодости.

– Вот, вот, пусть смеясь, о деле не забывает, – смотря в спину, выходившей Зине, ответила старуха.

Когда Зина закрыла за собой дверь, между Киселихой и гостем произошла немая сцена: положив на стол деньги, он придвинул их старухе, но та не взяла, а лишь прищурившись, смотрела. Сконфузившись, Никанор достал из кармана ещё и так же придвинул. Вскинув вверх незаметные из-под вечного платка бровки, Киселиха кивнула, и купюры тотчас исчезли в кармане передника.

Когда Зина вернулась, они оба сидели за столом и чинно беседовали. Зина обратила внимание – рюмки наполнены.

– Ох, и тяжело, наверное, вам живётся-то одному, без хозяйки-то? – Киселиха держит в руках не допитую рюмку, голосок льётся ручейком.

«Затренькала старая балалайка». Зина указывает глазами гостю, и он разливает по второй.

– Что вы, Авдотья Никитична, совсем не тяжело. Я уж привык за все годы. Холостой мужчина ко всему привыкает. Опять же спокойствие. Душевное и физическое начинаешь ценить. Оберегать его. Жена ведь не шкаф, не будет молча в углу стоять. А я люблю, знаете ли, покой.

– Жена жене рознь, – вставляет Киселиха, – тут и от мушчины многое зависит. Нечего их расповаживать. – Косой взгляд в сторону квартирантки.

Зина с нетерпением показывает на бутыль, и гость разливает по третьей.

– За любовь! И без чоканий! – поднимает рюмку Зина и спешно выпивает.

– За любовь.

– Не расповаживать… – ухмыляется Никанор и протыкает вилкой шляпку солёного груздя, – есть в ваших словах, Авдотья Никитична, цельное зерно.

– Ох, и отличные нонче грузди. Полный лес, собирай – успевай. А со сметанкой да с картошечкой – вкуснотища! Вы пробуйте, пробуйте, – с полным ртом картошки и грибов советует Киселиха.

– Я попробую, попробую. – Никанор держит вилку с наколотым груздём. – Так вот, не каждый может, чтоб не расповаживать. В большинстве своём сегодняшний мужчина слаб перед женщиной, как не крути. Это раньше были типажи… а сейчас. Матриархат кругом и все под каблуком.

– Каблук-то то ж не всегда плох.

– Противоречите самой себе, уважаемая Авдотья Никитична. Каблук всегда плох и является унижением для любого мужчины, если он мужчина, конечно… – Вилка с груздём отправляется в рот. Зажмурившись, Никанор жуёт медленно, смакуя.

Зина хватает бутыль и разливает сама: « тягомотина, так и уснёшь!»

– У нас прокурорша была, Эмма Викторовна – так вот где у неё все были, – Зина выставляет кулак, – и мужчины в том числе!

– Сиди уж! Тоже мне, прокурор да прокурорша! – машет рукой Киселиха.

– Чего сиди? Я вам правду говорю!

– Вот вам и пример, – указывает на Зину гость. – Так что, уважаемая Авдотья Никитична, вопрос полов волнителен и остр, как никогда.

«Да кому ты сдался, хорёк? – возмущается Зина. – Была б тут Эмма Викторовна – махом бы тебя отбрила!»

– Ох, ваша правда, Никанор Васильевич. Такие уж женщины нонче пошли…

– Холостяцкая жизнь ничем не хуже, Авдотья Никитична, только вот скучно бывает в дождливые вечера.

– Так вы к нам на огонёк заглядывайте. Я вам завсегда рада. Вы ж знаете.

Зина скучала, весёлый чертёнок, посетивший её при появлении гостя, куда-то исчез. Дело ясное – кроме скучного Никанора никого больше не будет. Он и есть – те самые гости. Нахохлившись, Зина сидела и краем уха слушала разговор между хозяйкой и гостем. Когда к ней обращались – отвечала, но, меж тем, была совершенно далека от собеседников. Память скреблась в душе. Настроение испортилось. Хотелось шумной компании, танцев и смеха. А здесь только и оставалось, что пить. И Зина пила.

Никанор всё подливал и подливал, и Киселиха гостя не останавливала.

В тот момент, когда Зина испытала сильное желание заплакать, в бок пихнули. До Зины донеслось: «Что сидишь, квасишься? Потанцевала бы. Уважь гостя».

Сквозь серый туман, застивший глаза, Зина видела мерзкое в ту минуту лицо Никанора, обнимавшего её в танце. Она слышала музыку, то надрывалась граммофонная пластинка.

Зине стало смешно. Смешно и весело.

Позже, лежащую на кровати мертвецки пьяную Зину, Киселиха раздела. Выйдя из комнаты, она кивнула молча поджидавшему Никанору, и тот прошмыгнул в спальню, закрыв за собою дверь.

Старуха потушила свет и отправилась укладываться.

Глава 9

Утром Зина ничего помнила. Она всегда быстро пьянела, и память отрезало. Всё сливалось в пьяном забытьи. Прошлую ночь ей виделась Киселиха, и бутыль самогона, подпрыгивающий на столе. Зина переживала, как бы бутыль не упал и не разбился. Так же перед лицом подпрыгивал Никанор, но краем уха Зина слышала, что он упал и разбился…