Ледобой-3. Зов

Ехали почти в полной тишине, каждый баюкал мрачные мысли, не передоверяя печали соседу. Странное дело — иной раз послушаешь кого-то из седовласых мудрецов: так разделить грусть-печаль с кем-нибудь, выходит, легче, будто тяжкую ношу с другом располовинил. Тогда чего теперь каждый сычом глядится, близко не подпускает, будто на его печаль кто-то, как на бабу, позарился? Значит, он пришёл со стороны моря. Пару раз за весь переход от Выемки к морю Лесной Ворон показывал в чащобе на стволах обугленные в уголь отпечатки человеческих ладоней. Здоровенных ладошек. Подзывал к себе и, глядя глазами-царапками из глазниц-норок, кивал на угольно-чёрные прожиги. Такая пятерня может в труху размолоть любые косточки, лишь только сомкнув покрепче пальцы. Увидев первый обуглыш, Отвада и Гремляш, не сговариваясь, раскрыли рты, а Косоворот криво захихикал.

— Почему выжжено?

Лесной Ворон печально выглянул на Отваду и закусил губу.

— Он сгорал. Его изнутри палило неуёмное желание поломать жизнь, отравить, истребить, разорвать. Это ведь уже не человек. Мой князь, думаешь откуда у него неописуемая быстрота и силища?

— Мы ещё не знаем, кто травил, — Отвада с нажимом вычеканил каждое слово. — Тот с рубцами, в личине Безрода может и не травил. Может это два разных ублюдка. Один травит, другой режет.

— Может и не травил, — заморский ворожец лишь плечами согласно пожал. — Но наш красавец просто полыхал злобой и ненавистью. А ещё невероятной быстротой и силищей.

— Как ещё лес не поджёг, — Лукомор покачал башкой и опасливо поёжился.

— Раскалённым прутом и то лес поджечь трудно, — буркнул Отвада, вглядываясь в пятно прожига. — Особенно в сырость.

— А может и не огонь это, — пожал плечами Лесной Ворон. — Может, отрава. Вон сок молочая кожу сжигает, если попадёт. Дерево тоже ведь живое, только шкурка у него покрепче. Так ведь и наш умелец не прост.

К морю вышли через день, встали почти на самом углу, слева губа режет Большую Землю, там же слева чуть глубже лежит Сторожище, справа — старое святилище, то самое, что приютило «застенков» после памятного заплыва по зимнему морю, ещё дальше рыбацкое поселение, в последнюю войну с оттнирами разорённое чуть сильнее, чем полностью.

— Там Скалистый, — Косоворот махнул рукой вперёд.

Отвада зыркнул на него волком. Резко повернулся к ворожцу.

— Веди. Да не мешкай. Дел много.

Заморский чудесник полез в мошну, достал горсть чёрной пыли, выбросил в воздух. Ветер подхватил облачко, уволок направо.

— Я размолол золу с древесных выжигов, — Лесной Ворон глядел на боянов терпеливо, милосердно, каждого нашёл глазами, ровно успокаивал: «Ну, сломалась игрушка, подумаешь! Бывает. Ничего, отец новую сделает». — Она несёт его дух, уж не знаю огонь это был или отрава. Я попросил богов показать, откуда пришло это порождение зла. Идти нужно в ту сторону.

Отвада сунул в зубы травинку, дал знак «по коням», первым тронул вороного в дорогу, а когда, забирая вправо, через лес обошли мыс и впереди завиднелся второй, изжевал травяной стебель весь, и сам того не заметил.

— Зубы зелёные, князь, — подсказал Гремляш, не сводя с Ворона глаз.

Тот как раз встал, будто вкопанный. Заозирался, распустил языки бубенцам, сплясал странную «дёргалку», распугал кабанов, что копошились в кустах чуть поодаль. Ещё раз достал из сумы чёрной пыли, просыпал из кулака себе под ноги, поднял взгляд на Отваду и молча показал. Тут.

— Приметное место, — буркнул Косоворот, многозначительно поглядывая на князя и Гремляша.

— Копайте, — глухо бросил Отвада и остервенело выплюнул травяную кашицу.

Рукоделы потащили из справ, притороченных к сёдлам, заступы, поплевали на ладони — хотя зачем, всё равно ведь рукавицы потом нацепили — вгрызлись в землю. Все вооружённые держали руки на поясах: вдруг полезет из земли нечто, бить придётся без раздумий и быстро.

Через какое-то время рыжий бондарь остановился первым — его заступ во что-то уткнулся. Остальные встали, будто кто-то приказал — глаза круглые, готовы мигом выскочить из ямы, встать с дружинными в один строй и рубить заступами.

— Копайте осторожно, — предупредил Лесной Ворон, даже показал — вот так, ме-е-едленно, с расстановкой.

Дальше скорее не копали, а просто разгребали землю, слой за слоем, и когда заступ усмаря, выхватив черную холстину, откинул полотнище, чисто одеяло, Лесной Ворон резко вскинул руки и остановил всех. В установившейся тишине ещё плыл звонкий говор бубенцов, но люди стояли, не шевелясь, и даже не дышали.

Заморский выгнал всех из ямы, полез сам. Осторожно, будто занимался этим всю жизнь, рукавицей обмёл песок, глину и землю с тканины — когда под рукавицей ворожца проступили очертания тела, Отвада зло выплюнул очередную травинку — развернул чёрную, полусгнившую в земле холстину, оглядел всех глазами-копалками поверх замотки на пол-лица.

— Платки, — только и бросил Ворон. — Здесь труп.

Ага, понесло. Понесло смрадом мертвечины. Рукоделы заступами развернули тканину, и при том отворачивались на мгновение-другое, морщась и кривясь.

— Кто захочет блевать — в сторону, — предупредил Отвада, не отрывая глаз от захороненного.