— Он будет осторожнее, — успокоил его Стюжень.
Сивый, икая, приложил левую руку к груди, сыграл лицом: «Извини, дружище, не хотел», возвращая кости, правую вытянул вперед и раскрыл ладонь. Нет, то была не тишина, когда кости запрыгали к краю — лишь её жалкое подобие — настоящее безмолвие повисло теперь — звенящее, резкое, жаркое: вот раскрытая ладонь, на ней… то, что ещё мгновение назад было костями — несколько обломков и белая труха. Красивые были кости, желтоватые, блестящие, будто навощённые. Безрод, глядя куда-то в колпак Туровола, пьяно кривился, виновато стучал себя по груди и лицедеил без единого слова: «Ну, виноват, не рассчитал. Бери новые, вон их сколько». Хизанец аж губу выпятил, хотел вскочить с кулаками, да начать орать, но что-то его остановило. Местный завсегдатай, сердито фыркая, долго смотрел на протянутые руки с новыми костями, резко выхватил одну пару и с ненавистью взглянул на Безрода.
Бросили. Шесть-шесть. Бросили. Десять-два. Сивый забрал одну из монет, ловко подбросил ногтем, как Туровол какое-то время назад, почти не глядя, боком подставил поясную мошну и сверкающий кругляш скользнул в щёлку лишь немногим шире самого себя. Безрод уставился на колпак хизанца, бровями поиграл: Ещё?
Спорщики, те, что побились на пять монет, переглянулись, первый гляделся кругом сычом, маленький хизанец сбросил тревогу и улыбался чему-то, понятному ему одному. Да, ещё… Встал Туровол со скамьи лишь тогда, когда оставил Сивому шесть серебряных монет подряд. Вскочил, что-то мрачно бросил по-своему, сверкнул глазами и унёсся прочь из едальной, и за ним, точно песчинки влекомые ветром, улетели ещё четверо.
Бояны вернулись за стол, игроки поглядывая на гостей: кто с восхищением, кто с тревогой, разбрелись по своим делам, кто-то вовсе ушёл с постоялого двора не иначе как новости по городку нести. Туровол-то оказался пройдохой! Нет, не то чтобы никто и не догадывался, но так определённо… В уголке едальной спорщики рассчитались: высокий передал выигрыш малорослому со спящим колпаком.
— Ты что за скоморошество устроил, дурень? — прошипел Стюжень. — Проиграл бы пару серебра, скривил бы кислую рожу, да встал неудачником, какой с тебя спрос? Теперь жди беды! Чубатый зло затаил, ты ему та-а-акие кости в муку размолол, перед людьми сволочью выставил. Чем он теперь народ будет дурить? Это ж придётся новые заказывать! А ведь косточки особенные, ох особенные! Да и хозяйчик наверняка в доле. Паучье логово!
— Ты про корабли услышал? — усмехнулся Безрод.
— Услышал, — мрачно буркнул верховный, мгновенно остыв. — Давняя их мечта, но впервые соседушки так близко к цели. Корабли удумали строить.
— Зачем им корабли в степях? — Сивый дурашливо пожал плечами.
Старик, поджав губы, кивнул. Смейся, босяк, смейся. Ну да, последние полгода оттниры, чисто ручейки с гор, потянулись в низину, то бишь в Хизану, так ведь наймиты, ровно перекати-поле, катаются во все стороны круглый год, пока поймёшь, что поток в сторону полудня журчит живее, нежели в остальные края, пройдёт не одна седмица. Заметили, конечно, но синички носили слухи, будто хизанцы зуб точат на Сакву, под это дело и выманивали оттниров, точно падальщиков на труп. Говорили, что в Сакву заехать теперь невозможно: тамошние от страха в порты кладут постоянно, хоть рожу платом перетягивай и не подходи к местным ближе десяти шагов, а если подходишь, суй тряпки в нос, да гляди, чтобы глаза не резало. А тут корабли! В степи! Или не в степи? Тогда где? Непосильная задача…
Туровол чёрный, как грозовая туча, жёстко чеканя слова, прошипел:
— Кони синелицых с правой стороны. Второй и третий от входа. Тихо выводите со двора и оставляете у Закая. А мы наведаемся к морским людям.
— Только без шума, — прошептал хозяйчик. — Их не должны хватиться. Если что, уехали рано утром. Знать ничего не знаем.
— Молодой жестоко поплатится за это, — хизанца от злобы колотило, говоря, он резко бил кулаком правой руки в ладонь левой, и чуб его трясло, как ветку дерева, если по ней ударить. — Да и старый тоже. Всё, пошли! Сейчас самое тёмное время, да поможет нам Небесный Отец!
— Небесный Отец, зачем я во всё это вляпался? — едва слышно простонал хозяйчик в спину своему недавнему сообщнику по обману. — Это Дерабанн Зла затмил мой разум и вовлёк в твои игрища, скотина Туровол!
Из закоулка между постройками выскользнули несколько теней, таких же чёрных и зловещих, как самая тёмная пора перед рассветом. Двое растворились во мраке конюшенного двора, остальные нырнули под стену двора постоялого.
— Ты ведь успел снять засов с их двери, дружище Сучкус? — подтянув хозяйчика за грудки, прошептал ему в самое ухо Туровол. — И упаси тебя Небесный Отец забыть, что постоялый двор наполовину мой! А захочу, вовсе вышвырну тебя из города! А? Не слышу?
— Снял, снял, — прошептал белый от ужаса Сучкус.
— Морских собак в Хизане теперь, как мышей в поле, — криво усмехнулся Туровол. — Этих двоих никто не хватится. Голову ставлю, их никто не ждёт! Припёрлись наудачу.