Ледобой-3. Зов

— Заливаешь! — Зигзя хотел было дружески хлопнуть Дубиню по плечу, да вдруг осёкся и потемнел лицом. — Быть того не может!

— Вот ещё! Ничего не заливаю, он мне самолично хвастался. Говорит, горячая кобылка, когда верхом катаются. Даже примету на её теле упомянул. Знаешь ведь такую? Или мне рассказать? А ещё тебе заместо мёда всучили разведённую патоку! Сунули мёду в паре бочат, чтобы глазик замыть, а в остальных патока! Я думал, говорить не говорить, как бы в бошку не ударило, а теперь вижу — можно. Ты же у нас просто крепость! И не такие неприятности перемелешь, ровно мельничные жернова.

— Откуда знаешь? — Зигзю перекосило, он начал судорожно озираться, ища приказчика, но только дюжие грузчики ходили туда-сюда по сходням ладей.

— Разговор слышал.

— Твою м-мать! Кто болтал? Двояк? Ну я ему уши-то надеру! Двояк, сучье племя, ты где?

— А ещё слыхал, что не родной ты у мамки с отцом. Одно время сомневался, а потом гляжу: и ведь правда. Носом ни в него, ни в неё, уши не похожи, глазки какие-то болотные, вон челюсть, ровно стёсанная, не в отца ты получился и не в мамку. Ясно — подкидыш.

За какие-то несколько мгновений Зигзю будто подменили, вытряхнули из шкуры кусок серого скального гранита, а влили болотной топи по самую макушку, вон в глазах зелёная муть бултыхается.

— Врешь, — купца повело назад, он растерянно заморгал, ровно поплыло перед глазами, да, видно, голова кругом ушла: неловко оступился и повалился на зад прямо на доски причала.

— Так и становятся дураками, — Дубиня склонился над приятелем и прошептал тому в ухо со значением: — Всего несколько мгновений и тебя нет. Весь вышел. Стоял на твёрдяке, да утоп в болотняке.

Зигзя несколько мгновений непонимающе таращился на старого соратника по купецкому делу и немо перебирал губами. А Дубиня языком цокал да многозначительно бровями играл: «Съёл, кремень-скала-крепость?»

— А-а-а… жена?

— Ну какая-то примета точно есть. Главное вслух брякнуть, сам додумаешь.

— А мёд?

— Придумал. На счёт «раз».

— А-а… тоже выдумал?

— Ну… может и подкидыш, мне-то откуда знать?

Зигзя как-то резко налился багрецом бешенства, но стоило ему раскрыть рот для резкого отлупа громким голосом, что-то похожее на разум блеснуло в зелёных глазах, прямо под дряблыми веками.

— Ты гляди, у нас оказывается глазки не болотные, а зелёные?

Зигзя молча смотрел на Дубиню, потом усмехнулся и протянул руку — давай, помогай встать — а вытянув давнишнего соратника, старый купец пальцем постучал ему по лбу.

— В одном ты прав — что-то сломалось. Не уверен, что Сивый, но что-то или кто-то определённо сломалось. И сломалось так, что треск полетел по всей Боянщине. Не будешь дураком, переждёшь беды за морями.

— Беды?

— Чую, так просто мы не отделаемся.

* * *

— В гостевых покоях до суда побудешь, — пряча глаза, воевода потайной дружины, кивнул на отдельный теремок, чуть в стороне от княжеского. Сивый только равнодушно плечами пожал.

Прям со Стюженем самолично ездили за Безродом. Худющего, ровно с голодухи, они нашли его в лесном становище, там, где укрылась Большая Ржаная, те, кто остался после налёта длинноусовских.

— Улыбай душу отдал, — Топор, старшина деревни, мрачно мотнул головой в сторону Сивого, без памяти пластом лежавшего на хвойном ложе. — Дед его. Аккурат в то мгновение, когда Безрод боярских разматывал. Этот и не знает пока.

— Тут полуночный ветер был? — Стюжень дышать перестал, ожидая ответа. Пыльный вихрь прилетал?

— Рвало так, думал вековые деревья повалит к злобогу, — поёжился Топор. — Нашли родича недалеко. Уже почти приехал, да памяти лишился. Так возле коня и лежал.

Верховный шумно выдохнул и только головой покачал. Вот оно живое знамя Отвады, лежит бледный, щёки впали, дыхание видно еле-еле. А ты бери да вези его в город на судилище. Приходить в себя Безрод стал уже в пути, а незадолго до Сторожища сам попросился в седло.

— А доедешь, босота?

— Куда денусь?

Ну вот оно Сторожище. Приехали. Топотать да будоражить конным поездом не стали, городской люд будто с цепи сорвался, работу побросали и ну давай по сторонам глазеть — когда душегуба повезут? Вернее, Сивого не повезли с конным поездом по улицам: Прям со своими первым в город въехал, а Стюжень с Безродом, по последнему обыкновению замотанным до самых бровей, будто раненый — следом.

— А ты чего такой спокойный?

Безрод, в полной справе — даже клочка синей рубахи не торчит из-под брони — пожал плечами.

— Не первый раз.

— Так ведь бошку могут оттяпать.

— Не оттяпают.

— Что-то знаешь?

Сивый усмехнулся под повязкой.

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Напугал деда до усёру, — а помолчав, метнул в Безрода косой взгляд. — Ещё три дня.

Глава 49

Завтра князья да бояре начнут съезжаться. Млечи, соловеи, былинеи. Очевидцы стекаются. Не то чтобы полноводной рекой, но подходят люди, знавшие Безрода лично, и ведь иному даже увечья не мешают. Когда перед Урачем встал молодой млеч, назвавшийся Косариком, старик смерил его удивлённым взглядом.

— Я тут это… видоком пришёл.

— Понятно, что не на пироги.

— Честное слово, почтенный старец, мы с Безродом…