— Ты принесёшь клятву так, как я скажу, и как сам обещал, — весёлый говорок пьянчуги куда-то испарился, и на Косоворота выглянул тот Отвада, что зимой, в едальной быком смотрел по сторонам и готов был затоптать первого, кто сунется к нему с оружием. — Ты подойдёшь к печи, поклянёшься князю Боянщины в верности и призовёшь в свидетели девицу-огневицу.
Косоворот много чего хотел сказать, но слова бешеным намётом проносились мимо глотки и ни одно не попало в гортань. Здоровяк только рот раскрывал да малиновым багрецом наливался. Наконец он сподобился.
— Ну и ушлый же ты, Отвада!
— Что-то смущает?
Что может смутить родовитого и важного принести клятву верности своему князю и родной земле? Может быть, княжеская дружина с копьями, на остриях которых оказаться легче лёгкого, даже бык на рога поднимет не так скоро? А в летописях потом напишут: «Боярин Косоворот оказался туп, как трухлявое дерево, и не сообразил, что отказ принести клятву есть прямая измена и карается смертью немедленной и неотвратимой…»
— Меч-то стоящий? — буркнул он мрачно.
— Лучший, — Отвада улыбнулся, но уж лучше бы сычом глядел.
Здоровяк подошёл к горну, кузнец широким махом предложил — выбирай, и добавил:
— Я — Укуй, слыхал, поди. Мечи готовы, закалены. Поклянёшься девице-огневице, подкормишь кровью, отпускаем и всё. Дальше правка, обточка, рукоять. Жди.
— А…
— Не перепутаю, — Укуй одним взглядом из-под густых, пепельных бровей осёк боярина. — Получишь тот, который накормишь.
— Этот, — Косоворот указал на первый попавшийся меч и достал нож.
— Слова-то помнишь, бабник? — усмехнулся Отвада. — Душа-огневица, красная девица…
— Твою м-мать, — буркнул Косоворот, морща лоб в потугах. — Девица-огневица… что-то про дом… про тепло…
Отвада поманил здоровяка и с издевательской ухмылкой шепнул на ухо:
— Был уверен, что не помнишь. Тоже мне боян, хлоп твою через плетень да с оттягом…
Укуй подал знак — давай. Косоворот разрезал запястье, занёс руку над раскалённым клинком и заборомотал вслед за Отвадой:
— Душа-огневица, красная девица, в новом доме живи красиво и благостно и никогда тягостно, светло, заботой да ласкою тепло, вражью пей кровь, бей и в глаз, и в бровь. Приношу клятву верности князю Боянщины и клянусь ни словом, ни помыслом не восставать против. А если нарушу эту клятву, пусть настигнет меня гибель от любого кованого оружия, которое целовал огонь и гладил молот кузнеца!
Косоворот возвращался назад не просто бледный, он был белее снега, и, поднимаясь по ступеням, искал взглядом Кукиша. Тот всё уже понял, сидел ни жив ни мёртв и таскал глаза по настилу.
— Следующий! — крикнул от кузницы Отвада, Кукиш хотел было встать, но Косоворот молча показал на Лукомора, а Кукишу, хищно улыбаясь, прошипел:
— А с тобой, братец, мы сходим до задка.
— Но я не хочу! Моя очере…
— Мы сходим до задка! — здоровяк сграбастал плечо невысокого и жилистого Кукиша в чудовищную жменю и потащил за собой. — И будь добр, сделай вид, ровно идёшь сам. Станешь упираться, переломаю ноги!
Кукиш сдался. Они спустились по лесенке с другой стороны и направились к палатке, разбитой позади помоста со скамьями, чуть наискось, правее. Косоворот втолкнул собрата за полог, отгородивший обоих от любопытных глаза — заставные и старые побратимы Сивого косились в их сторону со смешками — и, сцапав загривок Кукиша мощной пятерней, мало на воздух того не поднял.
— Тварь тупая, ты что устроил?
— Я?
— Кто орал: «Мы примем присягу!» Кто даже подумать не дал? Если я раскрою тебе башку, интересно, найду там что-нибудь кроме расплавленного золота?
— Да кто же знал?
— Недоношенный! На голову увечный, ты хоть знаешь, что всё это значит? Со всем этим золотом, Хизаной дурацкой, мечтами о рабах и полуголых блядях мы уже настолько не бояны, что мыслить по-боянски разучились! «Девица-огневица» — единственное заклинание, для которого не нужен ворожец, и если бы мы хоть капельку считали себя боянами, мы не забыли бы об этом. Ты не забыл бы об этом, ублюдок!
— Да что там такого?
— Гадина, ещё одно тупое слово и я утоплю тебя в дерьме, и вся Боянщина только благодарить меня будет! Ты хоть понимаешь, что сегодня, нам, считай, руки отрубили?
— Как это?
— Каком верхом, тварёныш! Не зли меня! Молча хлопай глазками и рта не раскрывай! Ты поклялся в верности дерабанну Хизаны, а этим утром клянёшься в верности Отваде и призываешь в свидетели девицу-огневицу! Ты хоть понимаешь, выкидыш ослиный, что если замахнёшься на князя даже детским ножичком, палкой, просто напишешь в свитке: «Смерть князю», примешь лютую погибель от какого-нибудь клинка! Это может быть меч, нож, топор, копьё! И самое интересное — ты не знаешь, когда это будет. Но будет это непременно, до того как кончится год! Не-е-е-т, шлюхино отродье, я не отдам тебя девице-огневицу, я разорву тебя сам!
— Но мы можем…