Ледоход

И уже перешли спорщики на личности, и осыпали другъ друга колкостями, обвиненіями, укорами. Соня упрекала брата въ черствости, въ легкомысліи, въ шаблонномъ мышленіи, въ томъ, что онъ «нахватался жалкихъ идеекъ», которыя не сумлъ даже переварить. Яковъ обвинялъ сестру въ узости, въ чудовищномъ невжеств, въ «кугельномъ патріотизм», отъ котораго просто тошнитъ.

IV

«Экспресный поздъ», тмъ временемъ, перехалъ черезъ мостъ, — жалкое ветхое сооруженіе, которое трепетно колыхалось и стонало подъ колесами подводы. Оно стонало такъ жалобно и громко, что становилось жутко, и начинало казаться, будто дешь по живому, страдающему тлу… За мостомъ лежали кладбища русское и еврейское. И посл смерти люди чуждались другъ друга, уходили въ разныя стороны и огораживались длинными каменными заборами…

На русскомъ кладбищ были деревья, пестрли внки и цвты, кресты стояли высокіе, свтлые. Чувствовалась какая-то ласковая уютность, какая-то особенная задумчивая прелесть. Тихо было здсь и грустно, и хорошо, смиреніемъ наполнялась душа, и такъ хотлось жалости, милосердія, прощенія… А по другую сторону оврага, гд хоронили евреевъ, не было и признаковъ растительности, и все тамъ было сурово и страшно. Въ испуганную толпу сбились тяжелыя надмогильныя плиты, и чернымъ ужасомъ вяло и отъ нихъ, и отъ лежавшаго спереди еще незанятаго пространства… Изъ глубины, зигзагами пробиваясь межъ мрачныхъ камней, шелъ глухой и мучительный стонъ, онъ вырывался на свободное мсто, выпрямлялся здсь, протягивался, и долго трепеталъ, пугающій и непонятный… Можетъ быть, рыдали дти надъ отцовской могилой, можетъ-быть, мать убивалась надъ трупомъ первенца, можетъ быть, плакали сами камни — нмые свидтели неизбывной человческой боли…

Начался и городъ.

Показались наполовину поглощенные землей уродливые домишки, изъязвленные желтыми пятнами кизяка и черными нашлепками грязи; потянулись канавы, полныя темной жижи и обросшія по краямъ игловидными колючками. Изъ канавъ шелъ удушливый смрадъ, онъ смшивался съ горькимъ запахомъ копоти отъ случившагося наканун огромнаго пожара, и отъ этого трудно было дышать. У канавъ и посреди улицы, въ пыли, возились еврейскія дти, полунагія, босыя, и лица у всхъ были болзненныя, зеленыя, а у нкоторыхъ покрыты чирьями. На перекрестк двухъ улицъ, у обгорлой бани, съ блаженной улыбкой на отвислыхъ губахъ, стоялъ паренекъ, лтъ шестнадцати, въ одной рубах, а дти съ радостнымъ визгомъ задирали ему рубаху и плевали на голое тло. Паренекъ былъ полоумный, онъ не противился дтямъ и тихо хихикалъ. Временами онъ вскидывалъ къ небу свои тусклые, большіе глаза и точно искалъ тамъ кого-то. Но никого не было въ чуждомъ неб, и полоумный переводилъ глаза на мучившихъ его дтей и начиналъ тихо и быстро бормотать…

— Шлемка, Шлемка, отгони отъ меня собаку, — кашляя и задыхаясь, всхлипывала сидвшая на завалинк парализованная женщина. — Шлемка, отчего же ты не идешь?

Шлемка не являлся, а собака, тощая, съ облзлымъ бокомъ, съ кровью на морд, не торопясь и тихо рыча, со всхъ сторонъ обнюхивала неподвижнаго человка и тыкала въ него окровавленной мордой…

Вс люди, которые встрчались на улиц, были жалкіе и хилые, и лица у нихъ были блдныя, удрученныя и какія-то встревоженныя. Точно производили гд-то далеко, въ невдомомъ краю, сортировку, отбирали всхъ сильныхъ, цвтущихъ и довольныхъ и оставляли на мст, а все, что было больного, искалченнаго, изнуреннаго, отсылали сюда. И оттого скорбью и уныніемъ вяло здсь отъ всего, — и отъ жалкихъ лачугъ, темныхъ, полуразрушенныхъ, и отъ черной земли, изъязвленной зловонными лужами, и отъ самого неба, затянутаго мутною, грязно-желтою тучей… Вся улица, весь околотокъ, весь почти городокъ былъ царствомъ великой нужды, и боли, и муки, и горестныхъ вздоховъ, и неизбывныхъ, бездонныхъ страданій…

Соня продолжала говорить и горячиться, но вниманіе Якова отвлечено было къ другому, и онъ не возражалъ сестр, да почти и не слушалъ ея. Глаза его, выражавшіе печаль и затаенную боль, тихо блуждали по сторонамъ…

Въ этомъ городк Яковъ родился, здсь онъ выросъ, онъ зналъ чуть не всхъ его жителей, зналъ въ подробностяхъ ихъ тяжелую, горькую жизнь.