Ледокол (СИ)

— С новым годом! — шепчу, заглядывая в усталое лицо.

— С новым годом, — повторяет Кир.

— Что дальше? Опять уйдёшь? — решила я не тянуть, сразу расставим все точки.

Его лицо не меняет отстранённого выражения. Он смотрит на меня, но словно сквозь.

— А ты хочешь, чтобы я остался? — наконец подаёт он голос.

— А тебя волнуют мои желания? — выдаю с обидой, потому что, не смотря на все те трепетные чувства, что взмыли у меня в груди, при его появлении, ещё тяжёлым осадком давила обида.

— Если захочу остаться, позволишь? — спрашивает он, игнорируя мой выпад. И честно говоря, сбивает с толку, потому что именно спрашивает. Не давит, не утверждает. А ещё я и сама не знаю, позволю ли.

Нет, я знаю, что хочу его. Хочу, чтобы был рядом, хочу, чтобы любил. Но между нами же пропасть… Это тогда, мы играли в подобие отношений, но сидение в заброшенном подвале отрезвило меня. Ведь всё могло сложиться не так удачно, а сколько ещё вот таких Сарханов может быть. И это вносит коррективы… Да и не достаточно мне теперь роли одной из его «девушек». А большего он мне вряд ли предложит.

— Останься на эту ночь, — нахожу компромисс между своими желаниями и доводами разума. В конце концов, у нас не было никакого прощания, путь эта праздничная ночь сойдёт за него.

Кир молча, поднимает меня на руки и несёт к расстеленному дивану.

Как мы с Андреем корячились, чтобы разложить эту книжку!

Он аккуратно опускает меня на постель, садиться рядом. Гладит мои плечи, ладони скользят ниже, очерчивают грудь, потом живот, бёдра. И сейчас в этой ласке нет ничего порочно, просто нежное поглаживание. Он не отводит свои серых глаз от меня. И в них таких холодных, сейчас сверкает боль.

— Я сперва отдал за тебя миллион, — говорит он, поднимаясь рукой к моей шее, смыкает пальцы, но не давит, нежно поглаживает, — сегодня, почти всё, что имел!

— Ты боишься, что прогадал? — язвлю я.

— Я ничего не боюсь, — отстраняется он, и выпрямляет спину, убирает ласкающую меня руку, — вернее до определённого времени не боялся ничего! А потом стал бояться тебя потерять. Когда ты, как ненормальная кинулась на нож своего мужа, тогда и осознал. Словно момент истины. Понял, что если тебя не станет, и тогда и мне пиздец. И тогда я решил уйти сам. И ушёл.

— Тебе стало легче?

— Легче, — усмехается он, и потирает глаза, — по мне не видно, как я свечусь от счастья.

— Кир, ты ушёл, и прекрасно дал мне понять, что я не нужна тебе…

— Я стал уязвим, Юля, благодаря тебе, на меня теперь можно надавить…

— Ты мог отказаться от всех условий этого… Сархана, — фыркнула я, сложив руки на груди.

— И смотреть, как вас рвут на куски? — приподнял он бровь.

— Зато ты бы остался неуязвимым, — продолжала гнуть я свою линию.

— Это да, — кивнул Кир, и огладил свою бороду, — неуязвимым, богатым, и съехавшим с катушек!

— Поэтому нам не стоит продолжать дальше…Мне тоже не понравилось быть разменной монетой… Ты даже не представляешь, что довелось пережить нам с Андреем…

— Я уйду, красивая. Сделаю так, что больше не услышишь обо мне. Не увидишь никогда. И никто тебя больше не тронет, обещаю.

— Да, так будет лучше, — выдавливаю из себя, а сама, впиваюсь пальцами в его футболку, притягивая ближе.

— Для нас обоих, — продолжаю тянуть его на себя, а он покорен моим движениям, и смотрит только на мои губы, и его светлые глаза сейчас, темны, как провалы, но мне всё равно в них чудиться искры, а может это отблески от света телевизора.

— Сделаю, как скажешь, красивая, — жарко шепчет, обрамляя моё лицо своим дыханием, а сам уже задирает мою футболку, жадно сжимая моё тело. И оно реагирует моментально, подстраиваясь, выгибаясь, вспоминая.

Успеваю коротко застонать, перед тем как его рот накрывает мой, и язык нетерпеливо раздвигает мои губы, ныряет глубоко.

Слишком я соскучилась по нему. Трудно совладать с собой, когда тебе дают, то чего ты так долго жаждал. А я очень хотела его. Не пересчитать сколько, ночей подряд я просыпалась, с чётким ощущением его в себе. Как горело моё тело только от одних воспоминаний, об этих грубых поцелуях, о дерзких, бесцеремонных руках. Сколько раз, разочарование заволакивало моё сознание, и я лежала вся в слезах, понимая, что больше не увижу его никогда.

Кир нетерпеливо рычит, и носом шумно хватает воздух, и стонет так проникновенно, мне в рот, низко и протяжно. Наши языки сплетаются, в бешеном ритме. Я обхватываю его за шею, привлекаю ближе. Он тяжело наваливается сверху, и тянет мою футболку ещё выше, пока не разорвав поцелуй, скидывает её с меня.

Отстраняется, смотрит, словно проверяет, я ли перед ним. Его взгляд движется вместе с руками, которые гладят, сжимают, давят мою кожу. Лихорадочно, алчно, и я выгибаюсь ему навстречу. Готовая отдать всё.