В качестве итога можно указать, что успех начального этапа завоевания Курляндии, осуществленного Дитрихом фон Грюнингеном в 1241–1242 годах, сопровождался не менее удачной борьбой Тевтонского ордена за легитимизацию своих владельческих прав в отношении этой территории. Военные действия братьев в Курляндии характеризовались мощным ударом практически всех наличествовавших тогда у ордена сил по противнику, сооружением замка, посредством которого орден осуществлял контроль над завоеванной областью, и дальнейшим планомерным подавлением очагов сопротивления куршей, что повторяло орденскую тактику, хорошо зарекомендовавшую себя в Пруссии. Принцип раздела территории Курляндии между орденом и прелатами, утвержденный папой, также соответствовал практике, которую орден применял в своих прусских владениях.
Папа Григорий IX и крестовые походы в Прибалтику
Анастасия Устинова
(
В XIII веке идея крестового похода или священной войны с противниками римско-католической Церкви, рожденная эпохой крестовых походов, существенно расширила свое содержание и географию распространения. Войны католиков во славу веры теперь были направлены не только против мусульман Ближнего Востока, Северной Африки и Испании, но и против религиозного инакомыслия в целом. Крестовый поход превратился в мощное орудие борьбы с многочисленными ересями, которые угрожали основам католицизма и могли нанести серьезный урон церковной организации и стал важным элементом военно-колонизационного освоения немцами прибалтийского региона, населенного балтскими и финно-угорскими народами, исповедовавшими язычество. Начало этого процесса принято связывать с походом немецких крестоносцев против вендов, совершенном ими в 1147 году[517]
, но основные его достижения пришлись на XIII век.Завоевание Пруссии и Ливонии, сопровождавшееся христианизацией местного населения, в целом осуществлялось по сходному «сценарию», в котором основная роль отводилась духовно-рыцарским орденам. При наличии общих черт ливонский вариант обладал ярко выраженной спецификой, обусловленной рядом объективных обстоятельств[518]
. В частности, поборники крестоносной идеи столкнулись в Ливонии не только с язычниками из числа местного населения, но и с русскими, исповедовавшими православие, которые задолго до появления немцев закрепились на берегах Даугавы (Двины) и к западу от Чудского озера[519]. Если печальная участь православного Константинополя, захваченного и разоренного крестоносцами в ходе Четвертого крестового похода (1202–1207), во многом явилась результатом случайного стечения обстоятельств, то соперничество немцев с русскими в Ливонии было предрешено с самого начала. Важным аргументом в пользу немецких епископов, утверждавших власть римско-католической Церкви в зоне «русского присутствия», стало то, что правители Полоцка, Новгорода и Пскова, претендовавшие на ливонские земли, не уделяли большого внимания христианизации язычников. Полоцкий князь, во всяком случае, не имел возражений против деятельности католических миссионеров в своих владениях[520]. Когда же рижский епископ Альберт упрекнул Владимира Полоцкого в недостаточности усилий в деле христианизации ливов, то услышал в ответ: «В его [князя —Вместе с тем современные исследователи утверждают, что на начальной стадии существования ливонской немецкой колонии осознание конфессиональных различий не проявлялось ни среди католиков, ни среди православных. В любом случае оно не оставило заметного следа ни в немецкой хронистике, ни в русском летописании[522]
. Что же касается русско-немецких пограничных конфликтов, то начались они спустя более чем полвека после появления немцев в Ливонии и имели исключительно политическую направленность.