В этот момент откуда-то появился Ропак. Он тоже погнался за шаром, увлеченный криком бегущих людей. Пес, конечно, легко мог догнать его, но не понимал необходимости этого и превратил погоню в увлекательную игру. Он легко обгонял шар, описывал около него круги, громко и радостно лаял, но подбежать вплотную не решался. Крики «Ропак, держи!» только увеличивали его интерес, и он, бегая вокруг шара, еще громче лаял.
А шар (это был большой газгольдер, наполненный водородом) катился все дальше и дальше. У торосов, отделяющих наше поле от соседнего, он на мгновение задержался, но налетел порыв ветра, шар подскочил и понесся дальше, увлекаемый ветром. Через несколько мгновений он исчез за торосами.
Все бросаются собирать головки лука с оторванными перьями и то, что осталось от когда-то крепких кочанов свежей капусты. Почти половина их угодила в снежницы. Пришлось, подтянув повыше голенища сапог, вылавливать их из воды. Теперь у нас есть и зеленые огурчики, и лук, и капуста, и картошка, и даже целый ящик красных помидоров.
А вот и посылка со свежими газетами, журналами и письмами.
Постепенно ночные заморозки стали побеждать скудное солнечное тепло, и таяние прекратилось. Ледяной песок, покрывший мягким толстым ковром поверхность льда, настолько смерзся, что перестал шуршать при ходьбе. Глубокие снежницы затянулись тонкой корочкой наслуда, под ней виднеются большие и маленькие пузырьки воздуха. Выпавший снег замаскировал все ямы и трещины. На замерзших снежницах снег стал скапливаться по краям и сравнял их крутые берега. Только по середине озерков еще чернели пятна чистого льда, но вскоре и их занесло снегом.
Ледяное поле приобрело обычный осенний вид: между ослепительно белыми снежницами чуть выделялись серые перешейки и бугры, еще лишенные снега, да по краям чернели широкие разводья, над которыми клубился густой серый пар, словно вода там кипела.
Но вот температура воздуха еще понизилась. Вскоре замерзли и разводья. Однажды утром перед нами встала трудная задача: как перебраться через разводье на соседнее ледяное поле, где нужно бурить лед и измерять его толщину. Неужели придется ждать, пока лед настолько окрепнет, что будет выдерживать тяжесть Человека? Мне пришла мысль использовать для переправы резиновый клипербот. Конечно, это было очень опасно. Достаточно одной острой льдинки — и в борту лодки моментально будет дырка. Но другого выхода не было, и мы решили попробовать.
Разбив лед у берега, осторожно спустили клипербот на воду. Я сел на нос, чтобы пешней ломать лед впереди лодки и отпихивать льдинки в стороны, Ваня — на корму, чтобы веслом направлять лодку в образовавшийся проход. Конечно, стоя на берегу, рассуждать о таком способе передвижения было куда легче, чем осуществлять его. Когда у тонких резиновых бортов лодки с шуршанием поползли тонкие льдинки с острыми краями, у меня по спине побежали мурашки. Хорошо, что лед на разводье был настолько тонким, что, как только Ваня упирался в него веслом, чтобы подтолкнуть лодку, по нему веером разбегались трещины и он сразу ломался. Взглянув назад, я заметил, что за клиперботом, как за настоящим ледоколом, некоторое время держится канал, в котором плавает много льдинок.
До последних дней все сотрудники станции были здоровы. Но вот заболели сразу двое — Чуканин и геофизик М. Е. Рубинчик. У Чуканина что-то происходит с желудком, и, несмотря на то, что он принимает всякие лекарства и питается исключительно кашами, все-таки облегчения не чувствует. Рубинчик, очевидно, простудился и вот уже несколько дней лежит, страдая от сильных болей в пояснице и суставах.